Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна

Экклстоун не поддерживал Мосли открыто. Никому из обращавшихся за советом он не предлагал голосовать против Балестра и даже говорил как-то, что Мосли не сумеет победить. Сам Мосли принимал нейтралитет Экклстоуна спокойно. Он помнил слова Гарольда Уилсона{15}: «Тому, кто не может скакать на двух конях сразу, в цирке делать нечего» — и разделял несколько упрощённый подход Экклстоуна к политике. Берни торговал машинами, а в организационных и исторических аспектах смыслил мало. Влезая в дела ФИА, он руководствовался совершенно иными мотивами. Сам Мосли говорил: «Берни нужны деньги. Иногда кажется, что он ими одержим. А у моей семьи были деньги, но при этом напрочь испорчена репутация. Став президентом, я хотел её восстановить». Экклстоун заявлял с не меньшей прямотой: «Максу было нечего терять, и поначалу он сам не был уверен в победе».

Накануне выборов Экклстоун резко изменил свою позицию. «Брат мой Мосли» — так он приветствовал своего товарища по телефону. Мосли добился серьёзных успехов — он неутомимо обхаживал автоспортивные клубы из Японии, обеих Америк и ещё ряда небольших стран, которым надоела трескучая болтовня Балестра. Он гарантировал им сохранение всех привилегий и обещал выдвинуть свою кандидатуру на повторных выборах через год, тем самым отметая обвинения француза в вероломстве и «кампании по дестабилизации ФИА и прямой лжи, дабы ввести в заблуждение её членов». В конце концов Экклстоун констатировал: «От Балестра одни неприятности, он стал как неуправляемая ракета — вот я в нужный момент и помог Максу».

9 октября 1991 года (на этот день были назначены выборы) Экклстоун ранним утром позвонил Балестру.

— Жан-Мари, ты проиграешь, — сказал он. — Договорись с Максом. Пообещай поделиться властью, если он снимет свою кандидатуру.

Француз усмехнулся:

— Не звони мне так рано с дурными вестями. — Он рассказал про список делегатов, которые лично гарантировали ему свою поддержку. — Я выиграю, — не сомневался Балестр.

Он и представить себе не мог, что делегаты не сдержат слово, прикрываясь заочным голосованием. В конце концов, бюллетени были именные, и каждый, голосовавший против, рисковал не только лишиться всех привилегий, но и потерять право на проведение этапа «Формулы-1» и других гонок. Однако его угрозы не сработали. У Мосли имелся свой список, и имена в нём были всё те же. Двенадцать лет правления завершились для Балестра поражением со счётом двадцать девять – сорок три.

Экклстоун порадовался, что его самый верный союзник займёт второй по значимости пост в мире автоспорта. Однако нужно было соблюсти интересы и второго верного союзника. Балестр всё ещё занимал какую-то непонятную должность в запутанной иерархии ФИА, поэтому на следующий год, сохранив пост президента на повторных выборах, Мосли последовал совету Экклстоуна и сделал француза «главой сената». Теперь он не имел никакой реальной власти, но по-прежнему обладал финансовыми привилегиями. Важно отметить, что в тот же самый сенат вошёл и Экклстоун, при этом оставив за собой пост вице-президента ФИА, что было явным конфликтом интересов.

Вместе Мосли и Экклстоун установили полный контроль над ФИА, «Формулой-1» и автоспортом вообще. Повстанцы захватили власть. Экклстоун считал, что успех изменил его соратника: «Он обрёл уверенность в себе и в любимом деле». Мосли как лицензированный адвокат, изучавший в Оксфорде физику, вполне мог разобраться во всех технических тонкостях. На новом посту он уже слегка опасался Экклстоуна: «С Берни ни в чём нельзя быть уверенным. Я не хотел рисковать». Переводчик им был не нужен, все вопросы они обсуждали без околичностей и вскоре стали совершенно неразлучны.

Спутниковое телевидение изменило лицо «Формулы-1». На гонках, где царили отвага и героизм, стали появляться знаменитости: короли, президенты, актёры, топ-модели и поп-звёзды, придавая состязаниям оттенок гламура. Скорость, блеск и атмосфера смертельной опасности пьянили привлечённых эксклюзивными условиями высокопоставленных персон. Экклстоун регулярно встречался с главами государств — как тех, где уже проходили этапы чемпионата, так и только желавших заполучить Гран-при. «Формула-1» понемногу превращалась в феерию мирового масштаба. Экклстоун заявлял: «Нечего водить ко мне в паддок кого попало» — и придавал доступу туда оттенок эксклюзивности. Говорили, что телетрансляции гонок собирают до 500 миллионов зрителей (явное преувеличение), и интерес спонсоров нарастал. В «Формулу-1» вернулась «Хонда», рассчитывая таким образом увеличить продажи своих новых моделей в Америке. Остальные производители активно искали альянса с ведущими командами.

Телекомпании ликовали. Становясь спонсором команды, крупная корпорация непременно приобретала рекламу во время трансляции, что покрывало затраты вещательных компаний. Довольные ростом поступлений от спонсоров, боссы команд и не подозревали, насколько больше зарабатывает Экклстоун.