Формула истории

За эти десять-пятнадцать лет в СССР произошел уход интеллектуальных сил из управления, что быстро отразилось на качестве народнохозяйственного планирования. Проще всего обхихикать саму идею централизованного планирования. Однако именно план позволил стране произвести три больших и вполне удачных рывка, без которых страна бы просто погибла: индустриализацию 30-х, мобилизацию 1941—1945 гг. и выход из послевоенной разрухи в сверхдержавы. К концу 70-х вычислительная математика готова была обеспечить плановые органы необходимой техникой и математическими методами, позволявшими оптимальное использование ресурсов всей страны (Л. Канторович получил нобелевку именно за исследование методов «линейного программирования» советской экономики). Однако преобладал упрощенный стиль составления планов, направленный на повышение общественных затрат (по аналогии с тонно-километрами полушутя-полувсерьез работники НИИ предлагали планировать научную работу в стуло-часах). За ширмой сверхзатрат функционировал бюрократический рынок, предтеча криминального рынка 90-х годов.

Свидетельством интеллектуального увядания было безоглядное строительство «витрин социализма» по всему миру. «Витрины» строились за счет коренной России в Прибалтике, Грузии, Западной Украине, в «народных демократиях» Восточной Европы, и за океанами, в джунглях и пустынях, где племенные вожди вдруг осознали, что они могут быть не только слугами, но и фактическими хозяевами для белого человека. Достаточно было туземным колдунам произнести магические слова «Маркс-Энгельс-Социализм» и советский госкомитет по внешним экономическим связям устраивал им кисельные реки в молочных берегах. Безвозмездных товаров направлялось по этим рекам так много, что на добрую треть из них терялись документы, после чего бездокументный груз считался свалившимся с неба, а от советской стороны требовали прислать всё по-новой (автор этих строк был свидетелем подобной практики). Да, предполагалось, что «витрины» будут заодно периметрами безопасности, но они не обеспечивали и сотую долю безопасности, которую давал ракетно-ядерный щит. СССР обустраивал там счастье для всех, бесплатные больницы, школы и институты. А американцы старались каждую из этих "витрин" разбить, устроив там переворот или перманентное кровопускание с помощью диверсионных операций. В отличие от наших затратных чудес американцам это обходилось порой в несколько тысяч долларов - именно столько стоил переворот в Конго, устранивший Лумумбу. Вместо счастья для всех, создаваемого советскими братьями, США обустраивали веселье и счета в западных банках для кучки местных клептократов, обеспечивающих закачку дешевых ресурсов в западную экономику.  В отличие от СССР, исповедовавшего философию равенства и бескорыстной помощи народам, освободившимся от колониальной зависимости, американцы создавали и эксплуатировали неравенство, трайбализм, этнические конфликты, давая возможность местным верхушкам наживаться на несчастьях и нищете остального населения.

Казалось бы в области пропаганды мы могли сверкать неуязвимостью, опираясь на свои экономические и военные достижения, на свою обильную помощь многочисленным братьям по всему миру.

Однако Запад воспользовался гигантской прорехой в идеологии Руси Индустриальной – туда и устремились информационные вирусы. Этой прорехой была мессианская претензия на место номер один по материальным богатствам, по уровню потребления вещественных благ. Претензия была глубоко нерусской, не соответствующей природе нашей холодной континентальной страны, она была порождена классическим европейским марксизмом, густо замешанным на протестантском мировоззрении, и стала троянским конем Запада.

Наши собственные элиты вдруг стали сравнивать нас с западными государствами – с системами, которые веками развивались в куда более благоприятной внешней среде.

Чисто формальное сравнение с Западом работало против СССР. Это было абсурдное сравнение по размерам индивидуального потребления (даже не по количеству, а по ассортименту), что не учитывало нашего климата, географии, короткого индустриального пути и последствий колоссально разрушительной войны, объективной необходимости огромных оборонных расходов, что не принимало во внимание специфики потребления в коллективистском обществе, например, через общественные фонды. Автор этих строк никак не мог убедить своего дедушку, что иметь личный автомобиль – это лучше чем ездить на общественном транспорте; дедушка-фронтовик так и умер в полной уверенности, что на трамвае веселее, пробок не будет и воздух не испортится.

Сравнение с Западом не учитывало простого обстоятельства, что народы (как и личности) находятся в неравных условиях. «Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным» говорят в Одессе, поэтому одесситы никогда не будут сравнивать двухметрового качка с инвалидом Великой отечественной войны.