Формула моей любви

– С чего бы? – удивленно спросила бабуля. – Не из-за Коленьки же. А то, что ты отстаиваешь свое право жить, как ты считаешь нужным, напоминаешь ему, что ты женщина, у которой есть и свои жизненные интересы, так и давно пора. Роль жертвы никогда не была твоим жизненным амплуа в силу совершенно не приспособленного к ней характера, и быть просто удобным существом для Марка, которым можно пользоваться по своему усмотрению, ты бы никогда не смогла, да и он бы не принял тебя такой, никогда бы не полюбил слабую личность и женщину-размазню.

– Но я мчусь по первому его зову, как только он позвонит и куда он скажет, – напомнила Клавдия обстоятельства их странного общения.

– Да, – кивнула бабуля, – мчишься, но признайся: только потому, что тебе самой это очень нравится, и ты испытываешь и переживаешь вместе с ним какие-то невероятные ощущения и чувства, и только потому, что тебе с ним захватывающе интересно. А то, что ваши отношения не складываются так, как хотелось бы тебе, так ты сначала точно разберись, чего именно ты хочешь, а потом добивайся этого.

Да уж, ей бы хотелось… ого-го, чего ей хотелось бы, а получилось…, ну все знают как.

После скандала они не созванивались, не переписывались и не встречались… аж целых две недели! А потом Марк позвонил и как ни в чем не бывало пригласил Клавдию в оперу на известного тенора, приехавшего в Москву дать всего несколько эксклюзивных постановок.

Опера – это еще одна отдельная тема.

Валентин Романович, дед Марка, любил оперу трепетной и беззаветной любовью, разбираясь в ней досконально, знал всех известных мировых звезд оперного искусства, знаменитых дирижеров и оркестры, мог различать в записи, какой оркестр, под управлением какого дирижера исполняет произведение.

Родные и близкие, поддерживая его в этом увлечении, старались доставать билеты на лучшие спектакли, готовились к таким событиям за много месяцев, бронируя билеты, иногда бывало, что и за восемь месяцев и за год вперед, стимулируя Валентина Романовича таким образом жить и бодриться, чтобы пойти на столь важное мероприятие.

Однажды Марк пригласил Клавдию пойти вместе с ним, бабушкой и дедом на одну из таких выдающихся опер, с ведущим мировым тенором в главной роли, которую они ждали полгода.

– Почему ты меня-то приглашаешь? – недоумевала тогда Клавдия. – Почему ты не идешь со своей девушкой?

– С кем? – сильно удивился вопросу Марк Глебович.

– С девушкой твоей, с Оксаной, – напомнила ему Клава и уточнила: – С которой у тебя сейчас отношения. Насколько мне известно, она искусствовед и человек вполне интеллигентный и эрудированный, и ей, наверняка, будет интересно это мероприятие.

– Какие отношения, Клав, ты о чем? – недоумевал он. – Девушка девушкой, а в оперу с нами идешь ты. – И недоуменно переспросил: – А кто еще?

Собственно, на этом вопрос был закрыт – спорить с Марком можно с таким же успехом, как доказывать что-то глухонемому и слепому заодно человеку, результат будет тот же: горло сорвешь, нанервничаешься до сердечного приступа и исступления всех своих нервов, а все останется неизменным: человек будет спокойно делать то, что и делал до того, как ты пристал тут к нему, а ты скорее всего отправишься пить валериановые капли. Так что девушки Марка – это одно явление в его жизни, а в оперу, так же как на концерты, в театры на премьеры и даже на некоторые официальные приемы с ним ходит Клавдия.

После оперы Клава осталась ночевать у Светловых на привычном, уже почти родном диване, и к теме ее взаимоотношений с другими мужчинами, поцелуев за баней и получения Марком правильных гормонов с другими женщинами они не возвращались. И про устроенный им скандал даже не вспоминали.

Мир был восстановлен, и оба облегченно вздохнули.

Рассветало, а Марк так и не спал ни минуты, весь погрузившись в размышления о Клавдии и воспоминания о ней, то бродя под эти мысли по квартире, то, как сейчас, стоя у окна.

Когда он увидел, что Клава упоенно целуется с каким-то парнем, его затопило волной бессильной, ослепляющей ярости – что это за безобразие, зачем она тут целуется с кем-то и как такое вообще возможно?

Он вспылил, не отдавая себе отчета, что почти кричит, отчитал ее, наговорил лишнего, устроил глупый, никчемный скандал и, в сердцах хлопнув дверью, уехал обратно в Москву.

И всю ночь метался по квартире, как тигр, запертый в клетке, передумывая нелегкие мысли, а к утру понял и, как человек, никогда себе не вравший и старавшийся быть во всем правдивым, даже иногда в ущерб себе самому, вынужден был признать тот факт, что Клавдия права – если он не хочет и не желает из трусости или по каким-то иным причинам дать ей полноценную жизнь и нормальные отношения, то почему она должна отказаться от них совсем?