Форс-ажурные обстоятельства

«Непознанное» началось почти сразу. Едва Наташка поинтересовалась, куда поместили травмированного Лузгина Павла Константиновича, как Белоснежка в форменной одежде запросила тайм-аут и ненадолго вышла. Затем в помещении появились два серьезных молодых человека и вежливо, но настойчиво попросили подругу отойти в сторону. Наташка покрылась пятнами, но возмущаться не стала. Последнее обстоятельство охладило мое стремление прийти ей на помощь. Показалось, что она в ней не нуждается. Но на всякий случай я просто осторожно приблизилась.

— Вы явились навестить Лузгина Павла Константиновича. Скажите, пожалуйста, кем он вам приходится?

Вопрос прозвучал прямо-таки задушевно, если не видеть бесстрастное лицо человека, его задававшего. Мне он не понравился. Сразу зачесались ладони. Аллергия! Как у настоящего Шурика на спиртное.

Пятна на Наташкином лице заалели еще ярче.

— Как это кем? — заорала она, невольно привлекая к себе внимание окружающих. Из очереди в справочное окно на нее зашикали, призывая к порядку. — Козлом! Понятно?! — Наташка и не думала убавлять громкость. И вдруг ее пробило на слезы: — Сволочь носатая, полтора месяца за мой счет у меня жи-ил. Одела, обула-а-а, — подруга всхлипнула, полезла за платком и заговорила нормальным голосом: — Нет, это он меня обул! Слинял, гад, прихватив с собой деньги и вечную память пятого по счету мужа — золотые запонки его деда. Неделю ищу, все больницы, все морги обзвонила. Нет такого козла — Лузгина! Здесь вот только один нашелся, правда, молодой. Да еще Павел Константинович. Моего-то Альфредом звали. Но тоже Константиновичем. Может, ему память машиной отшибло? Вот, хочу посмотреть, не мой ли Альфред под повязками здесь от возмездия прячется.

Наташка примолкла, насупилась и неожиданно вцепилась в воротник рубашки коренастого, широкоплечего типа, который стоял чуть ближе к ней.

— Я догадалась! Вы из фирмы ритуальных услуг! Ой, мамочки родные!!!

Тщетно бедняга пытался стряхнуть с себя Наташку, сквозь зубы уговаривая ее заткнуться по-хорошему. Второй беспомощно топтался рядом, пытаясь ухватить ее за руки. Наташка ловко уворачивалась и при этом обзывала его нахалом и мародером. Немногочисленные посетители, забыв, по какому поводу явились в эту обитель страданий и надежд, с интересом наблюдали за происходящим. Все кончилось в один момент, как только подоспела штатная охрана. Наташка выпустила галстук слегка придушенного молодого человека и, смахнув вновь набежавшие слезы, прошептала:

— Проводите меня к нему. Я хочу посмотреть на его тело, прежде чем оплачу вам расходы по погребению. — Она снова повысила голос: — Чужого хоронить не буду! — И качнулась в сторону поправлявшего галстук парня с явным намерением упасть к нему на грудь и зарыдать на весь территориальный округ столицы. Он отшатнулся и прытко сиганул в сторону.

Наташку повели внутрь. Я маялась неизвестностью, меряя шагами помещение, раздавая справки по поводу справочной, и иногда выходила на улицу. Пока не сообразила, что «скрытые видеокамеры» так себя не ведут. С другой стороны, поток посетителей постоянно обновлялся и никто особого внимания на меня не обращал. Время тянулось так, как никогда не тянулось по утрам рабочих дней. Особенно когда вставать не хотелось.

Сообразив, что подруга выйдет не одна, я выскочила на улицу и поплелась к переходу. Не стоит нам показываться вместе. Но тут меня одолели сомнения — а выйдет ли она вообще? Ежу понятно, повторный процесс становления Лузгина как личности на ноги после того, как его сбило с ног машиной, контролируется не только медперсоналом больницы. Меня невольно понесло в обратную сторону.

— Совсем ослепла?! — оттолкнув меня к двум подросткам, заорала не своим голосом приличная с виду женщина в бежевом костюме, немного ей маловатом. Хотя откуда я могу знать, какой у нее «свой голос»? — Овца кружная! По ногам топчется! — И, заскакав на одной ноге, она принялась оттирать белоснежным платочком с бежевой туфельки невидимый след от моей ноги.

Подросткам я на фиг не была нужна. На какой-то миг испугалась, что отфутболят меня в сторону, но нашелся доброволец, спасший меня от такой угрозы.

— Вы что тут людьми прямо в лицо швыряетесь?! — заорала Наташка, одновременно обеспечивая мне устойчивость. — Думаете, если клиника рядом, так можно всех подряд калечить?!

— Она мне туфли испортила! — вскинулась дама. — Шла, шла. И вдруг развернулась, налетела, как взбесившаяся лошадь, чуть с ног не сбила!

— Правил не знаете? Надо было дистанцию держать. А судя по виду вашей обуви, вам на туфлях только микробов подавили. — И повернула голову ко мне. — Не ушиблись? Об молодых людей. Впрочем, вам просто нечем ушибаться. Помочь перейти на ту сторону?

Я признательно улыбнулась, заявив, что мне именно туда и надо, просто запуталась в поисках перехода. И позволила подруге взять себя под руку. Сделала она это достаточно бережно, но с такой силой увлекла меня вниз по ступенькам, что мое «спасибо!», скачущее вместе со мной, растянулось до их окончания.