Форс-мажор – навсегда!

Сел за стол напротив пленника. Глаза в глаза.

– Молчишь?

Молчал Даккашев.

– Ладно! – Токмарев расстегнул браслет с часами, положил перед Къурой. – Даю пять минут. Время пошло!

Что он предпримет через пять минут, ни малейшего понятия. Импровизируй на ходу. В полуразрушенной комнате с выбитыми стеклами – два стула и письменный стол, допотопный сейф с искалеченным замком, на стене чудом уцелевший скособоченный портрет вайнахского верховного (пилотка с «крабом», усики-стрелки, самодовольная ухмылка). Все. Более ничего.

Токмарев машинально поправил портрет в рамке. Опомнился, снял его с гвоздя, прислонил к сейфу. К чертям! Здесь и сейчас – мы, не они!

Угу. Портретик с глаз долой, а вот гвоздик, на котором тот крепился… Токмарев взялся за гвоздик двумя пальцами, расшатал, вытянул из гнезда. Кривой-погнутый трехдюймовый никчемный гвоздик.

Потом Токмарев пошерудил в сейфе, вышвыривая папки-бланки-бумажки, все ненужное. А что нужно? А он знает?! Что-нибудь…

Потом – к столу. Загремел выдвигаемыми ящиками.

Видимость осмысленных поисков.

Угу. Ищущий обрящет. В нижнем ящике кроме канцелярского мусора и пустоты почему-то гимнастическое кольцо с обрывком брезентового ремня. Зачем оно клерку, когда-то восседавшему за этим столом? Аллах ведает! Выбросить – жалко, приспособить – куда и как?

Токмарев извлек кольцо с оборвышем так, будто «во-от оно где, мать-перемать! наконец-то!»

– Молчишь? – дал последний шанс Токмарев.

Молчал Даккашев. Но по мере действий, предпринимаемых истязателем-капитаном, он молчал все красноречивей и красноречивей.

Действия же таковы: истязатель-капитан выпрямил гвоздик – рукояткой пистолета на крышке сейфа (буммм-буммм-буммм!), приложил разлохмаченный конец брезентового ремня к стене на уровень снятого портретика и стал прибивать кольцо с оборвышем, вгоняя гвоздик на прежнее место.

Разок-другой Токмарев оглянулся через плечо на скованную жертву: все молчишь?! А часики – тик-так! А я – тук-тук!

Къура взбледнул. И зазеленел. И взмок. Приужахнулся Къура. Собрал все остатки былого мужества и, такое впечатление, стиснул их зубами (до стоматологического скрипа), чтоб не разбежались. Но за полминуты до контрольного срока – «потек». Заговорил бравый ястреб. Все сказал. Все, что знал.

– Если наврал, вернемся к… – посулил Токмарев «спецсредство», болтающееся на тоненьком гвоздике.

Закивал бравый ястреб: дескать, не на-а-адо возвращаться к… не наврал, не наврал!

Полевой командир Къура, любивший распинать федералов (христианин? Принимай смерть по образу и подобию Господа твоего!).

Полевой командир Къура, отрезавший федералам детородные органы (ты, пес неверный, и на том свете детей не заделаешь!).

Полевой командир Къура, вспарывающий федералам животы, набивая их глинистой грязью (землю нашу захотел?! возьми!).

Полевой командир Къура, практикующий групповую отработку каратэшных ударов на пленных федералах, забивая насмерть (спецназ, да?! покажи, чему тебя научили! мы тебе тоже кое-что покажем, тоже кое-что умеем!).

Какой невыносимый кошмар навообразил Даккашев по поводу дурацкого деревянного кольца с дурацким куском брезентового ремня?! И ведь самое обидное – не спросишь у него: слышь, расскажи, а? нет, просто профессиональный интерес! вдруг в дальнейшем пригодится… Не спросишь. Раскрываться при блефе негоже.

Пусть уж пуганая ворона Къура, будучи обменен на пару-тройку наших пацанов-первогодков, распускает проверенный на своей шкуре слух: среди урусов есть один капитан, волк! берет деревянное кольцо на ремне, к стене прибивает и…

Да что «и…»?! Что «и…»?!

Не спросишь…

Развязывать языки – тонкое искусство. И не меньшее искусство – при этом свой язык прикусить.

Петя Сидоров (Сидор Иванов, Ваня Петров) дурака не валял и несгибаемого партизана из себя не корчил. Он – всю правду! Он – как на духу! Паспорт там, сличайте, сличайте.

Ёханный бабай! Действительно, Петр Сидоров. Еще Иванович к тому же. 1978-го. С-сопля призывного возраста! «Грозный тембр»! Почто не в армии? Закосил? Здоровьишком слаб?

Здоровьишком верзила на данный момент был и впрямь слаб: прокушенное запястье кровоточило изобильно и безостановочно… другой неповрежденной рукой он прижимал в паху – уй, блл…льно! ну фингал – мелочь, а неприятно, и затылком изрядно дюбнулся, когда рухнул.

Совершенно разучилась группироваться нынешняя молодежь – не в бандформирования, а при падении.

«Сначала научись падать, потом тебе покажут, как ронять других…» – азы единоборств, преподанные Артему на учебной базе в Красноярске. Истинно, истинно!

Язык, главное, у Пети не отнялся с переляку?!

Паспорт паспортом, но прописка в нем по Красным Фортам, не по Сибирской. И что Петя забыл-потерял в чужой (в чужой! понял, пацан?!) квартире? Слушаю тебя, парень, слушаю. Или «спецсредство» по новой применить? Как?

– Н-н-н…

Притихший-затаившийся Архар пострашней колечка с обрывком. Малолетний верзила то и дело непроизвольно озирался на чудо-юдо в футляре. Архар, без спросу прыгнувший в подъезде из сумки, не стал от этого более опознаваемым для гражданина Сидорова – чудо-юдо, короче… неизвестное.

Неизвестное пугает…