Форточница

Особенно выделялось на фоне остальных жирное слово «БАТОР». Такое чувство, что над его выцарапыванием трудились коллективно. Слишком уж глубоко, до штукатурки, въелись в стену борозды букв. Такое художество, если и закрасить десятью слоями краски, всё равно будет читаемо. Что нацарапано гвоздём, то не вырубишь топором. Видимо, для здешних сидельцев это не просто слово, а ёмкое описание, передающее суть жизни в этом месте.

Вот подозрительно: изоляторные сидельцы специально берут с собой гвоздь, чтобы накорябать свои измышления, или корябалка припрятана здесь?

Я заглянула под койку – и правда, в щёлке под плинтусом лежит орудие настенного творчества. Кривой и уже изрядно затупившийся гвоздь.

Во у меня смекалочка!

А так как сегодня я осознала одну ранившую меня в самое сердце истину, на стене появилась и моя запись: «девчонки не верьте мужикам, они козлы». Получилось криво, но кому надо, тот прочтёт. Обвести каждую буковку по второму разу для эффектности я не успела, услышала шаги за дверью.

***

Меня вызволили из темницы и снова повели по коридору, на сей раз в кабинет к главной по сироткам.

Заведующая, Эвелина Захаровна, оценивающе взглянула на меня из-под очков.

– Ну что, успокоилась, дорогуша? – как-то чересчур высокомерно поинтересовалась она.

– Изолятор у вас довольно усмиряющий, – ответила я.

– Мне сказали, что у тебя нет никаких документов. У нас два варианта: либо найти их, либо сделать новые. Ты знаешь, где лежат твоё свидетельство о рождении, полис и остальные документы?

– Дома где-то лежали, – пожала я плечами.

Пришлось назвать адрес, не то Эвелина Захаровна, похожая на дирижабль, как-то плотоядно на меня смотрела. Ух, не женщина, а гора!

– Полное имя? – продолжила она допрос.

– Пестова Наталия Александровна, – произнесла я и сама удивилась. Давненько я не вспоминала свою фамилию и отчество. Даже непривычно. Как-будто и не мои вовсе.

– Дата рождения?

– Десятое марта тысяча девятьсот девяносто второго года.

– Как давно бродяжничаешь?

– Где-то два года…

– Сколько классов окончила?

– Восемь. Девятый начала…

– Значит, в девятый и пойдёшь, – заведующая погрузилась в перелистывание бумажек. – В какой школе?

– В шестнадцатой, – покорно ответила я.

– Пойдёшь в двадцать третью. Все наши дети в неё ходят. Ох, и возни будет с тобой… – надула и без того пухлые губы Эвелина Захаровна и со вздохом пробубнила себе под нос. – Но как тут откажешь…

Она спросила меня, в каком городе я родилась, ещё кое-что о родителях, а затем вызвала воспитательницу, чтобы та проводила меня в комнату, где мне предстояло жить.

***

Меня привели в мою спальню. Ну, то, что она моя, – сильное преувеличение. Там уже жили, судя по наличию кроватей, двое таких же несчастных, как я.

На одной из кроватей сидела девушка примерно моего возраста. Смущал только ребенок у неё на руках, которого она кормила грудью.

– Привет, – соблюла приличия я.

– Привет, – на удивление радушно отозвалась она. – Новенькая?

– Типа того. Но это ненадолго.

– Думаешь, заберут тебя?

– Нет. Сбегу просто.

Собеседница неподдельно изумилась:

– На фига?

– Ну, чтобы не били и не издевались… – пожала я плечами.

Девушка тихонько прыснула со смеху и ответила:

– Да кому надо тебя трогать? Пф! Скажешь тоже! Сиди на жопе ровно и лопай казённые харчи. Потом-то несладко придётся.

– Тут никого не бьют? – задала самый животрепещущий вопрос я.

– Нет, конечно! Оно им надо? К старшим воспиталки вообще не лезут. К тому же это батор со спонсорской поддержкой. Элитный, можно сказать.

– А я думала, везде бьют… – растерялась от открывшейся истины я. Значит, брехал дядька Сашка. Козлина драный.

Соседку звали Таня, а её четырёхмесячную дочку – Маша. Таня поделилась, что днём, пока она учится в школе, ребёнка приходится оставлять в доме малютки, который находится в соседнем крыле здания. А самой Тане шестнадцать. Она на два месяца моложе меня.

Я задумалась: это, получается, она забеременела в пятнадцать? Ой, божечки… И не страшно ей было?***

Пакеты с одеждой, которую купил мне предатель Костя, стояли рядом с моей кроватью. Я со злостью пнула их. Эх, жаль, что это всего лишь пакеты.

– Ты чего это? – заметила мой жест Таня.

– Да вот… Сдал меня один козёл в детдом… – тяжко вздохнула я, и от воспоминаний у меня многообещающе защекотало в носу.

– Так тебя же вроде Зорин привёз?

– Какой ещё Зорин?

– Ну, Константин Николаевич Зорин. Он лично принёс сюда твои вещи.

«Ах, вот, значит, какая у него фамилия, – взяла я на заметку. – Что ж, врага надо знать и по фамилии в том числе…»

– А ты откуда его знаешь? – сквозь ком в горле спросила я. При мысли об этом предателе лёгкие с сердцем поменялись местами.

– Я точно не знаю, кто он, – Таня мечтательно улыбнулась. – Но он на каждый праздник дарит нам подарки. Мне вон мобильный телефон на день рождения достался. Новенький! Смотри… – Таня достала из кармана халата телефон-раскладушку. – У него цветной дисплей и даже фотокамера есть!

– Не такой уж он хороший, этот ваш Зорин, – с обидой выдала я.

– А чем он тебя обидел? – спросила моя собеседница, пряча своё чудо техники обратно в карман.