Но если оценить гениальность Чехова можно только читая его тексты, то гениальность Брессона или другого великого фотографа постигается единственным способом — смотреть их фотографии. Таким образом, вопрос «что смотреть» отпадает, остается главный вопрос — «как смотреть» или, более точно, «куда смотреть»? И в этом, может быть, настоящая книга сумеет кому-то помочь.
Многие уверяют, что объективных критериев не существует, и все сводится к вкусовщине, что, конечно, недоказуемо, как и обратное. Так что это вопрос веры, и, че-
стное слово, лучше верить в существование объективности в искусстве, искать ее всю жизнь и работать, нежели, ссылаясь на его субъективность, оправдывать свою некомпетентность и ничего не делать.
Автор изо всех сил старался не употреблять лишний раз такие слова, как «шедевр»,
«прекрасный», «удивительный» и так далее. Но вместе с тем автор стремился дать в этой книге хотя бы часть тех самых лучших фотографий, которые он знает и любит. Поэтому иногда он не мог сдержать своего восхищения.
Замечание третье. Признаемся, что любимое словечко автора — это «как бы». Одна форма как бы перетекает в другую, проходящий мужчина как бы вступает в контакт с сидящей женщиной, контрформа как бы напоминает обнаженную женщину и так далее, всюду, можно сказать, это «как бы».
Конечно, это не случайно, «как бы» и «как будто» — ключевые понятия во всяком искусстве. Герой в театре как бы умирает, а потом встает и раскланивается. Героиня в романе бросается под поезд, мы до слез переживаем, хотя отлично понимаем, что ее нет и не было, она как бы живет между обложками книги. Поэт в своих стихах пишет как бы о моих переживаниях, хотя никогда меня не видел.
То же самое в изобразительном искусстве, в том числе и в фотографии. Мы ощущаем то, чего на картинке нет, но как бы происходит. И в этом есть величайший смысл, искусство богаче жизни. Пример — ожившие тени на снимке в переходе (илл. 587).
«Как будто» воистину волшебное слово, оно все преображает, фантазии становятся реальностью, знаки предметов и людей на картине, все эти круги и треугольники оживают и начинают действовать. При этом, поверьте, они часто вытворяют такое, что нарочно не придумаешь. Зато все то, что житейская логика или рациональное мышление ранее не позволяли, теперь возможно.
Вот, например, фотография, которая нам уже встречалась. Посмотрите на нее еще раз и вы увидите то, чего не бывает: пожилой бредущий по переходу мужчина похож, как оказывается, на изящную бабочку. Форма светового пятна и линии стен совершенно случайно образует нечто, напоминающее крылья, и тем самым преображают нашего героя (илл. 588, 589).
Картинка с бабочкой возможна как результат плоского восприятия (мы назвали его восприятием-один). Пространственное восприятие (восприятие-два) дает совершенно другую интерпретацию того же самого изображения — длинный и узкий проход из тени в свет. Мы же одновременно воспринимаем и то, и другое.
Такое случается чаще, чем мы можем себе это представить, просто мы этого не замечаем. Но даже на фотографии, где мимолетное сходство сохранено навсегда, чрезвычайно трудно разрешить себе такую ассоциацию. Подсознательно, конечно, мы воспринимаем нечто, похожее на крылья, но пожилой мужчина и бабочка... это уж слишком.
Между ними нет абсолютно ничего общего, если искать общее логически. Зато в изображении это общее реально, и оно пусть неосознанно, но все же воспринимается.
В литературе и поэзии такое сопоставление несопоставимых объектов или понятий называется оксюмороном. Классические примеры: «мертвые души» или тот же «звук уснул».
Фотография в отличие от литературы в силу своей природной немоты — идеальное средство нахождения в реальности и создания всевозможных сопоставлений (этому способствует выделение рамкой кадра и создание акцентов), в том числе и самых острых и неожиданных зрительных оксюморонов.
И опять мы вернулись к связи между фотографией и поэзией. Тот же прием: два слова связаны своим созвучием, но по смыслу несопоставимы. Задача поэта, как сказал однажды И. Бродский, найти смысл там, где его, по всей видимости, нет.
Мало того что форма сама по себе (в отрыве от предметности) крайне выразительна, она еще и узнаваема. Подобные буквальные совпадения, конечно, опасны и не всегда уместны. Вспомним голого человека в руках полицейских, который так был похож на распятого (илл. 590). Изображение содержит что-то такое, что не может быть увидено в изображаемом. Однако снимок ничего в результате не приобрел, не стал ни лучше, ни умнее; содержание, выраженное его формой, абсолютно случайно и не адекватно изображаемому событию. Еще раз напомним: художественность — условие необходимое, но не достаточное.