Фрагменты прошлого (ЛП)

Габриэль наблюдал, засунув руки в карманы джинсов. Надо было попросить его разжечь огонь, подумала она. Это было то, что заставляло мужчин чувствовать себя нужными и полезными. Но ей тоже нравилось чувствовать себя полезной, и было что-то невероятно приятное в том, чтобы смотреть, как огонь, который она сама себе разжигала, растет и облизывает поленья.

― Присмотришь за ним? ― спросила она, пытаясь дать ему немного ответственности на случай, если он в этом нуждается. Она вернулась в коттедж, чтобы взять бокалы.

Когда она вернулась, он стоял в той же позе. Габриэль расслабился, его плечи опустились так, что это было бы сутулостью для другого мужчины, но каким-то образом заставило именно его выглядеть солидным. Он был всего на дюйм или два выше ее, но такой жилистый, что казался существенно выше.

Как и любой мужчина, Габриэль мог быть той самой ночной опасностью, от которой ей понадобилось бы защищаться. Он был сильнее ее, они были в лесу, и он мог заставить ее замолчать почти без усилий. Но она доверяла своим инстинктам. Они были отточены во время ее безрассудных студенческих лет, когда она пыталась уговорить себя доверять мужчинам, которые излучали неверную вибрацию.

Инстинкты важны. Все женщины учились доверять страху.

Но с ним она не чувствовала никакого страха. Он не смотрел на нее слишком пристально, не вмешивался в ее пространство и не делал собственнических жестов, которые ему не следовало бы делать. Да, он флиртовал, но следил за ее реакцией и позволял ей сказать последнее слово.

Ханна это любила. Сильно.

Она уже прикончила свою подарочную бутылку вина, но там стояла еще одна, с маленьким, написанным от руки ценником в двадцать долларов.

― Надеюсь, с этим красным все в порядке. Оно досталось мне в подарок при заезде.

Ханна протянула Габриэлю бутылку и штопор, что, в конце концов, сделало его полезным. Огонь весело пылал, и она со вздохом опустилась на деревянный стул.

― Выглядит хорошо. И спасибо за приглашение.

Он налил им по бокалу вина и сел на свое место.

― За здоровье.

Она немного потянулась в кресле, пока жар огня не согрел ее колени.

― И я позвонил маме, чтобы расспросить ее об этом месте, ― сказал он. ― Она всю жизнь прожила в Биг-Суре. Решил, что она что-то знает.

― Она знает?

― Это определенно была община.

Ее сердце забилось немного сильнее, все еще взволнованное этой идеей, хотя у нее были сомнения.

― Что она сказала?

― То, что люди из общины были сами по себе. Что им здесь не место. Она сказала, что все они уехали давным-давно.

― Все они? ― ее новые надежды рухнули. ― Никто не остался?

― Она сказала, что эти люди пробыли здесь несколько лет, а потом все исчезли. Я спросил, знает ли она кого-нибудь из тех женщин, но она все отрицала. И она сказала, что там было много женщин.

― Видимо, слишком много, ― пошутила Ханна, но тут ее осенило. ― Ну и к черту все это. Думаю, моя маленькая фантазия найти ее в Биг-Суре была довольно надуманной. Каковы шансы, что она просто будет сидеть здесь и ждать меня?

― Большинство приезжает на сезон-другой, а потом уезжает. Извини.

― А как же твоя семья? Ты же остался.

Он улыбнулся.

― Мы все здесь оставались и оставались. Семья моей мамы насчитывает восемь поколений. Они были здесь скотоводами, когда тут были лошади и повозки, а людей было достаточно мало.

― У тебя большая семья?

― Сестра и два брата. Много тетушек и дядюшек. А у тебя?

― Только две сестры.

― Ханна и ее сестры? ― протянул он.

Она застонала.

― О Боже, нет! Я ненавижу Вуди Аллена.

― Я не верю в это. Ты первый белый человек, которого я встречаю, который его не любит.

Она попыталась подавить смешок, но ей это не удалось.

― Честное слово, я не понимаю! Его фильмы ― о старых, озабоченных мужчинах, которые почему-то неотразимы для красивых молодых женщин. И самое странное, что никто в фильме даже не комментирует, насколько это странно. Никто не спрашивает его, продал ли он душу дьяволу, чтобы привлечь такую женщину. Чисто мужская фантазия средних лет, если хочешь знать мое мнение.

― Несомненно.

― Пусть себе развлекаются, ― она откинула голову назад и уставилась на несколько звезд, видневшихся за ветвями секвойи. ― Твоя мама еще что-нибудь помнит?

― Она называла ее Камень Джейкоба.

Это прервало ее размышления. Она посмотрела на Габриэля.

― Общину?

― Да.

Камень Джейкоба. На земле, принадлежащей Джейкобу Смиту. Она была уже ближе к какой-то истине, но все еще не имела ни малейшего представления о том, к какой.

― Как ты думаешь, я могу с ней поговорить?

― С удовольствием у нее спрошу.

― Спасибо. Завтра я займусь земельными делами. И списками избирателей. Это может быть моим лучшим путем для выслеживания других взрослых, которые жили по этому адресу. Я очень надеюсь на это, конечно.

― Хорошо. А я буду продолжать расспрашивать. Может, кто-нибудь из старожилов знает больше.

― Это очень мило, Габриэль. Спасибо тебе.

― Да без проблем.

Она закрыла глаза и вдохнула терпентиновый запах миллиарда вечнозеленых иголок, колышущихся над ними на ветру. Они зашуршали и затряслись над сотней футов в небо.