Читаем Фрагменты речи влюбленного полностью

2. «С ее половиной срастаюсь своей половиной». Я только что видел фильм (впрочем, не очень хороший). Один из его персонажей поминает Платона и Андрогина. Решительно все теперь знают эту историю о двух половинках, которые стремятся вновь слиться (желание — значит испытывать нехватку того, что имеешь, — и дарить то, чего у тебя нет: дополнять, а не восполнять).

Ронсар, Лакан[100]


(Полдня провел, пытаясь нарисовать, изобразить андрогина, о котором вел речь Аристофан: он с виду округл, у него четыре руки, четыре ноги, четыре уха, одна-единственная голова, одна шея. А как расположены половинки — спиной к спине или лицом к лицу? Скорее всего, животом к животу, поскольку так их зашивает Аполлон, стягивая складками кожу и образуя пупок; лица, однако, смотрят в разные стороны, чтобы Аполлону пришлось разворачивать их по направлению к разрезу; а гениталии — сзади. Старался-старался, но, плохой рисовальщик или посредственный утопист, так ничего и не достиг. Образ «древнего единства, желание и преследование которого и составляют то, что мы зовем любовью», — андрогин для меня неизобразим; по крайней мере, у меня выходили лишь чудовищные, гротесковые, невероятные тела. Из грезы получается фигура-несуразица — так и из безумия любовной пары рождается непристойность семейного хозяйства (один пожизненно готовит другому пищу).

Пир


3. Федр подыскивает образ совершенной пары. Орфей и Эвридика? Слишком схожи: изнеженный Орфей и сам-то был как женщина, вот боги и наслали на него погибель от женских рук. Адмет и Алкестида? Много лучше: возлюбленная замещает собой неродных родителей, она исторгает их сына из его рода и предоставляет ему другой; таким образом, здесь все-таки есть мужчина. И все же совершенная пара — это Ахилл и Патрокл; не по априорному предпочтению гомосексуализма, но потому, что в рамках однополости прочерчена разница: один Патрокл) был любящим, другой (Ахилл) — любимым. Итак — гласят Природа, мудрость, миф, — не ищите единения (амфимиксиса) вне разделения ролей, если не полов; в этом — основание любовной пары.

Пир, Фрейд

[101]


Эксцентричная (скандальная) мечта подсказывает противоположный образ. Я хочу, чтобы в дуалистической форме моих фантазмов нашлась некая точка без иного места, я воздыхаю (что не очень-то современно) по центрированной структуре, получающей равновесие благодаря плотности Того же самого: если все не в двоих, к чему бороться? Впору снова погнаться за множественным. Чтобы свершилось желаемое мною все (твердит моя мечта), достаточно, чтобы мы оба, и один, и другой, остались без места — чтобы мы могли магически подменять друг друга; чтобы воцарилось состояние «один за другого», словно мы — вокабулы некоего нового и странного языка, в котором абсолютно законно употреблять одно слово вместо другого. Это единение не имело бы пределов — не из-за широты своего охвата, но из-за безразличия к перестановкам внутри него.

(Что мне делать с ограниченностью взаимоотношений? Я от этого страдаю. Пожалуй, если меня спросят: «Как обстоят дела у вас с X…?», — я должен отвечать так: сейчас я исследую наши пределы, словно простофиля из пословицы, я сам тороплю беду, очерчивая нашу общую территорию. Но мечтаю я о всех других в одном; ведь если мне удастся соединить вместе X…, Y… и Z…, то из всех этих точек, ныне разбросанных как звезды, у меня получится совершенная фигура — родится мой другой.)

Пир[102]


4. Мечта о полном единении: все утверждают, что мечта эта неосуществима, но она, однако, настырна. Я от нее не отступаюсь. «На стелах в Афинах, вместо героизации усопших, — сцены прощания, в которых один из супругов расстается с другим, сжимая руку в руке, наступает конец союзу, разорвать который удалось только третьей силе, так в этой выразительности проявляется скорбь […]. Без тебя я более не я». Изображенная скорбь и является подтверждением моей мечты: я могу в нее поверить, потому что она смертна (невозможно единственно бессмертие).

Франсуа Валь

[103]

Sobria Ebrietas[104]

ЖЕЛАНИЕ-ВЛАДЕТЬ. Понимая, что сложности любовных отношений проистекают из того, что он без конца хочет присвоить в той или иной форме любимого человека, субъект принимает решение впредь отказаться по отношению к нему от всякого «желания-владеть».


1. Постоянная мысль влюбленного: другой должен мне то, в нем я нуждаюсь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Философия по краям

Маркиз де Сад и XX век
Маркиз де Сад и XX век

Литературное наследие маркиза де Сада (1740–1814) — автора нашумевших своей «непристойностью» романов «Жюстина», «120 дней Содома», «Жюльетта» и др. — оказало заметное влияние на становление современного литературного и философского языка, а сам «божественный маркиз» стал одной из ключевых фигур в сегодняшних спорах вокруг так называемого модернистского проекта, связанного с верой во всемогущество человеческого разума. Публикуемые в настоящем издании работы крупнейших мыслителей современной Франции (Ж. Батая, П. Клоссовски, М. Бланшо, Р. Барта, А. Камю и др.), посвященные творчеству Сада, вводят читателя в особый мир языкового насилия и позволяют ему лучше понять смысл философских дискуссий конца XX века. Книга предназначена широкому кругу читателей, интересующихся проблемами современной культуры.http://fb2.traumlibrary.net

Альбер Камю , Бовуар Симона де , Виктор Евгеньевич Лапицкий , Георгий Гельмутович Геннис , Жильбер Лели , Пьер Клоссовски , Ролан Барт , Симона де Бовуар

Литературоведение / Философия / Образование и наука

Похожие книги

История политических учений. Первая часть. Древний мир и Средние века
История политических учений. Первая часть. Древний мир и Средние века

  Бори́с Никола́евич Чиче́рин (26 мая(7 июня) 1828, село Караул, Кирсановский уезд Тамбовская губерния — 3 (17) февраля1904) — русский правовед, философ, историк и публицист. Почётный член Петербургской Академии наук (1893). Гегельянец. Дядя будущего наркома иностранных дел РСФСР и СССР Г. В. Чичерина.   Книга представляет собой первое с начала ХХ века переиздание классического труда Б. Н. Чичерина, посвященного детальному анализу развития политической мысли в Европе от античности до середины XIX века. Обладая уникальными знаниями в области истории философии и истории общественнополитических идей, Чичерин дает детальную картину интеллектуального развития европейской цивилизации. Его изложение охватывает не только собственно политические учения, но и весь спектр связанных с ними философских и общественных концепций. Книга не утратила свое значение и в наши дни; она является прекрасным пособием для изучающих историю общественнополитической мысли Западной Европы, а также для развития современных представлений об обществе..  Первый том настоящего издания охватывает развитие политической мысли от античности до XVII века. Особенно большое внимание уделяется анализу философских и политических воззрений Платона и Аристотеля; разъясняется содержание споров средневековых теоретиков о происхождении и сущности государственной власти, а также об отношениях между светской властью монархов и духовной властью церкви; подробно рассматривается процесс формирования чисто светских представлений о природе государства в эпоху Возрождения и в XVII веке.

Борис Николаевич Чичерин

История / Политика / Философия / Образование и наука