«Пятница, 29 марта.
Ползем вперед, но до чего медленно! Лед только-только сносный, не такой, какого я ожидал, а какой он был вначале. Часто встают на пути угрожающие ледяные барьеры; они очень мешают, приходиться останавливать нарты и сначала идти вперед и разыскивать путь, а затем делать или большие или меньшие объезды для перехода через них в менее трудных местах. К тому же и собаки стали довольно вялыми. Они устали, и их почти невозможно сдвинуть с места. Вдобавок это бесконечное распутывание одеревеневших от холода постромок!.. Возня с ними доставляет нам много неприятностей: они скручиваются чем дальше, тем больше, и на них появляется несметное число узлов и другой чертовщины. Собаки беспрестанно перепрыгивают друг через друга, и едва удается распутать постромки, как они уже опять скручены и перепутаны в клубок. А то они из нарт остановятся, наскочив на ледяной торчок; собаки нетерпеливо визжат, стремясь поспеть за ушедшими вперед товарищами; какая-нибудь из них перекусывает постромку и пускается вдогонку, за ней иной раз и вторая, и третья. Приходится их ловить, связывать постромки – сплетать как следует и нет времени, да и не так-то сладко на таком морозе. Вот мы и движемся по этому неровному льду, останавливаясь чуть не ежечасно, чтобы привести постромки в порядок.Вчера мы вышли часов в 8 утра и сделали остановку около 5 ч пополудни. После обеда северо-восточный ветер, который дул все последнее время, внезапно усилился, и небо заволокло облаками. Приветствовали это с радостью, как признак перемены погоды, а следовательно, и конца этих вечных морозов – неизменного спутника ясной погоды. Видимо, мы не ошиблись; вчера вечером температура поднялась до -34 °C, и мы провели такую приятную ночь в спальном мешке, какой давно у нас не было. Теперь же, занимаясь приготовлением завтрака, я вижу, что снова ясно, – лучи солнца пробиваются сквозь стенки палатки. Лед, по которому мы теперь идем, по-видимому, большей частью старый; но по временам встречаются пространства – часто довольно обширные – с неровным, но более молодым льдом, давно изломанным.
Мне трудно объяснить его происхождение иначе, как предположив, что он намерз на больших полыньях, когда-то здесь существовавших. Через такие полыньи с ровным льдом мы уже переходили несколько раз».
В этот день я сделал меридиональное наблюдение, которое показало, что мы находимся никак не севернее 85°30 . Я не мог понять этого: по расчетам, мы должны были находиться примерно под 86°. Я решил, что в наблюдение вкралась ошибка.
«Суббота, 30 марта.
Вчера у нас был несчастный день. Мы попали на очень неровный лед, пришлось сильно кружить, из-за чего за весь день, хотя шли очень долго, продвинулись сравнительно мало. Все же к концу дня после тяжких трудов выбрались на прекрасные ровные поля мощного старого льда; такого ровного, гладкого пути мы давно уж не видали. Затем, однако, путь преградили самые невероятные нагромождения наторошенного льда. Последний ледяной барьер был самым ужасным, а перед ним зияла широкая трещина. При переправе первых же нарт собаки провалились, и их пришлось вытаскивать. Глубина трещины превышала, пожалуй, два человеческих роста. Одна из собак, Гремучая Змея, вывернулась из упряжи и убежала. При переправе следующих нарт провалились уж и сами нарты, и мы рады были, что они хоть не разлетелись в щепы, как это легко могло случиться. Чтобы их вытащить, пришлось снять весь груз, а потом снова все укладывать и увязывать, что отняло немало времени. Собак по одной сбрасывали в трещину и, перебравшись на ту сторону, вытаскивали одну за другой. Третьи нарты, к счастью, переправили более или менее благополучно. Когда двинулись дальше, вскоре к нам присоединилась и убежавшая собака. Наконец нашли подходящее для стоянки место и разбили палатку. Взглянув на термометр, я увидал, что мороз достиг -43 °C. Нельзя сказать, чтобы температура эта подходила для распутывания собачьих постромок голыми, израненными и отмороженными руками, на которых не останется скоро ни кусочка целой кожи. В конце концов мы забрались в свой милый спальный мешок, а в палатке весело зашумел примус. Но вдруг, к довершению всех бед, горелка погасла. Я осмотрел ее со всех сторон и не нашел никакого повреждения. Йохансен принужден был вылезть из палатки, чтобы достать из каяка запасную горелку и инструменты, я в это время старался отыскать причины порчи. Наконец обнаружилось, что под крышку попал кусок льда, образовалась течь[237]. Дырку мы вскоре заделали, и вот снова запылал огонь. Когда, наконец, к 5 ч утра был сварен гороховый суп, он, нельзя отрицать, показался удивительно вкусным. Сейчас 3 ч пополудни, и я снова выполз из мешка, чтобы приняться за стряпню. Слава богу, что нам хоть в спальном мешке тепло и уютно, иначе такая жизнь была бы прямо невыносима».