«Фрам» в Полярном море

Позже несколько человек пошли убрать собачьи трупы. Взяли с собой фонарь, чтобы поискать новых медвежьих следов: не было ли с убитым медвежонком кого постарше? Мы карабкались по торосам, призывая Бентсена с фонарем: «Сюда, сюда, посвети… Не следы ли это?». Бентсен подходил и освещал углубления в снегу – действительно, медвежьи следы, но все того же юнца, который побывал около корабля. «Смотри-ка, вот тут эта свинья волокла за собой собаку». При свете фонаря можно было проследить тропу и следы крови между ледяными торосами.

Наконец подошли к мертвым собакам, но и там нашли те же небольшие следы, принадлежавшие медвежонку. «Приятель» Иохансена при свете фонаря имел совсем ужасный вид. Мясо, шкура и внутренности были съедены; от собаки остался только остов: хребет да несколько обломков ребер. Досадный конец для такого отличного сильного пса. У него был лишь один недостаток: нелюдимость. Особенно не терпел он Иохансена: лаял и скалил зубы, едва тот показывался на палубе или в дверях; даже когда Иохансен сидел в бочке, насвистывая во мраке ночи, «друг» его Черныш (Свартен) отзывался далеко на льду злым воем.

Иохансен наклонился с фонарем над останками.

– Ну, вы довольны, Иохансен? Нет больше на свете вашего недруга.

– Нет, мне жаль.

– Почему?

– Мы не стали друзьями перед его смертью.

Новых медвежьих следов не нашли и, взвалив трупы собак на плечи, направились к дому. По дороге я спросил у Педера, что это у него, в сущности, вышло с медведем.

– Да видишь ли, когда я пришел с фонарем, гляжу – у фалрепа кровь. Понятно, это могли и собаки сами себя поранить. Но под фалрепом на льду разглядели следы медведя. Тогда, видишь, мы пошли на запад, а все псы помчались далеко впереди. Отошли это мы немножко – слышим, впереди страшный гвалт, гляжу – прямо на нас несется зверюга, и вокруг него собаки скачут. Как разглядели мы, что это такое, так со всех ног к кораблю припустились. Мугста был в комагах и дорогу знал лучше, так он, видишь ли, добежал до судна скорее меня; а я в деревянных башмаках отстал, да еще впопыхах наскочил на большой торос, западнее корабля, знаешь?

Тут я обернулся, посветил фонарем назад, чтобы посмотреть, нет ли медведя; ничего не разглядел и побежал дальше, да и грохнулся там в торосах, поскользнулся на своих деревянных подошвах. Ну, вскочил и пустился дальше по ровному льду, прямо к судну. Вдруг вижу, что-то темное подходит ко мне справа; сперва я подумал – собака; в темноте, видишь ли, нелегко разобрать. Но не успел я разобраться, как оно прыгнуло прямо на меня и цап в бок. Руку-то, видишь ли, я поднял вот так, он и вцепился мне в бедро, а сам ворчит и фыркает.

– Что же ты подумал в эту минуту, Педер?

– Что я подумал? Признаться, я подумал, что конец мой пришел, вот что я подумал. Оружия при мне никакого, я взял да и хватил его фонарем по морде так, что фонарь отлетел далеко на лед. А медведь от неожиданности присел и глядит на меня. Я хотел было бежать дальше, но он поднялся, – хотел опять меня цапнуть или еще что, не знаю. Да тут примчалась собака; он ее увидел и пустился за ней. А я – к себе на судно.

– Кричал ты, Педер?

– Кричал? Да я орал во всю глотку! – Можно было поверить: он совсем охрип.

– Ну, а куда же девался Мугста?

– Да, видишь ли, он добрался до судна куда раньше меня; но не додумался крикнуть других, а схватил со стенки ружье и решил, что один справится. А оно у него не выстрелило, и медведь отлично мог сцапать меня под самым его носом.

Тем временем мы подошли к кораблю; Мугста, слышавший с палубы конец разговора, стал оправдываться, чтобы над ним не тяготело обвинение. Он сказал, что подбежал к трапу как раз, когда Педер закричал. Трижды он прыгал и падал, прежде чем ему удалось попасть на борт. Времени у него осталось ровно столько, чтобы схватить ружье и кинуться на помощь Педеру. А медведь, выпустив Педера, погнался за собаками, и вокруг него опять заметалась вся свора.

Он прыгнул и подмял под себя одну собаку; тогда остальные вцепились в него сзади, и он вынужден был выпустить свою добычу и защищаться. Потом он прыгнул на другую собаку, и снова на него набросилась вся свора. Так они плясали взад и вперед по льду, пока не приблизились к кораблю. Там, у самого фалрепа, стояла собака, просясь на борт. В один миг медведь прыгнул на нее и… распростился с жизнью.

Расследование на корабле показало, что крючок ошейника Черныша был совсем выдернут; у Старика (Гаммелена) ошейник переломан; у третьей собаки крючок лишь слегка отогнут, так что не похоже, чтобы это сделал медведь. У меня появилась слабая надежда, что собака еще жива, но сколько ее ни искали, найти не могли. В общем, досадная история. Позволить медведю безнаказанно взобраться на судно и потерять сразу трех собак! Плохо у нас с собаками, теперь осталось всего двадцать шесть. Большая бестия этот медведь, даром что мал. Сперва вскарабкался по трапу, отбросил в сторону стоявший перед трапом ящик, затем кинулся на ближайшую собаку и уволок ее.