Франики (СИ)

  Его ненавидела еврейская ортодоксия, это понятно, но Полячека одновременно не жаловали и мусульмане, с коим он вроде не вел никаких дел, называя колдуном. Настал час, когда преследуемый рабби Иссахар покинул Салоники, подарив Лейбовичу свой молитвенник. Молитвенник был саббатианский, напечатанный малым тиражом в одном из городов Магриба, без обложки и заставок, но зато с обгорелыми краями. Его вытащили из большого книжного костра.

  - Это единственное, что я смог забрать с собой после изгнания - признался старый еретик, - скажите спасибо, что единоверцы не устроили обещанное забрасывание камнями.

  - Обещаю, со мной ничего подобного не случится - меня не сожгут, напротив, я сам получу такую власть, что лично запалю костер.

  Раввин ойкнул и побежал вприпрыжку, чего нельзя было ожидать от колченого старца.

  - Господи, - подумал Полячек, - пришли мне ангела смерти до того, как этот многообещающий юноша начнет поджаривать всех, кто ему не понравился! А то ведь он и меня спалит!

  .... Родители Якуба по-прежнему жили в Бухаресте, долго не получая от сына никаких известий. Тогда он не любил эпистолярный жанр, отчетов не составлял (зато потом войдет в историю как первый спамер, рассылая навязчивые "красные письма" по всему свету). Если бы его редкие весточки сохранились, смотреть на них совестно - кривые падающие буковки, немыслимые сокращения слов, разве что языковое смешение привлечет филолога, и то вряд ли - не та птица наш еретик, чтобы особенности его лексики изучать. Гораздо интереснее то, как Франк вернулся в Бухарест.

  Внезапно отворилась дверь, на пороге предстал высокий, с некрасивым, но живым лицом и выразительными глазами, хорошо одетый мужчина. Они провожали мальчика Якова Лейбовича, а вернулся (ненадолго, конечно) мужчина Якуб Франк. С усиками. И с "акающим" акцентом.

  Отец не узнал его - думал, разносчик дрянных турецких безделушек, что не накопил на лавку и ходит от дома к дому. Чужой, чужой. Только нос от Якова Лейбовича. Вернулся он другим. К фамилии своей прибавлять - франк или френк, что по-турецки значит - иностранец. Трубку курит с янтарным мундштуком, заправляя ее не табаком, а сухими растертыми травами, странно пахнущими, носит кожаный пояс с бирюзовыми висюльками, хвастает, будто сшит тот пояс из хвоста гиены. Только грустит, дома оставаясь, в окно смотрит, жалуется - съедает его змий-горюн, извел всего.

  .... Вновь и вновь он уезжал в Турцию, оставался там подолгу, живя в Салониках, выбил турецкое подданство, завел нужные связи в купеческих кругах, которые по совместительству оказались и кругами саббатианскими. Деловой успех Франка напрямую вел к известности его в среде нераскаявшихся еретиков, влиятельной, денежной, горячей верой. Якуб посетил Измир (Смирну), богатый средиземноморский город, зашел в дом семьи Цви, увидел его родственников, с очень похожими лицами, торгующими английскими товарами, посмотрел интерьеры, погрустил, ничем не обмолвившись, что неугомонный Шабтай приходит к нему во сне.

  Побродил по берегу, где когда-то прогуливался гениальный мальчик, чертил палочкой на песке каббалистические формулы, высчитывая страшные даты испытаний еврейского народа. Смыли волны все эти черточки, будто не было ни 1648 года, ни 1666, ни 1759, ни 1941, ни 1948, ни других дат, и кто теперь все это знает, кто? Завернул паломник и на старое еврейское кладбище, где лежали предки Измирского авантюриста, отец его, дяди, два брата, а плита, для Шабтая предназначенная, еще валялась в высоких колючках.

  Бывал он даже в Скопье (столица Македонии), на могиле сосланного сюда Натана из Газы, пиар-менеджера лже-Мессии, а вот до Ульчина на границе Албании и Черногории не добрался.

  - Выше моих сил видеть место смерти Шабтая Цви, - признавался Якуб, - ведь я с ним говорю, он моя прошлая жизнь, а раз так, он для меня ничуть не мертв.

  А что еще ожидать от некроманта со стажем? для Франка общаться с покойниками более чем привычно.....

  В Скопье, на могиле лже-пророка при лже-месии, Франка "прорвало", и он объявил себя третьим, последним Избавителем рода людского. Когда паломника разбудили, назвался Иисусом Христом.

  Оставалось всего ничего - вернуться в Салоники, опровергнуть авторитет Барухи Руссо, этого Врухии.

  8. Эти страшные "денме" в Салониках....

  Говоря о "денме" или "селаникли", иудейско-мусульманской секте, появившейся в Турции конца 17 века (датой основания обычно называют 1683 год), следует помнить: она никогда не была единой. У ее истоков стояли люди из близкого круга Шабтая Цви, руководствующиеся его "18 заветами ", но лже-Мессия умер бездетным, не указав, кого считать своим преемником. Обещание же перевоплотиться он оставил настолько смутные (ждите меня где-то под Львовом, через 49 лет и 9 месяцев со дня рождения), что еретики растерялись. Этой неопределенностью ловко воспользовалась его некровная родня по линии второй жены, заявив, что только их "дом" - дом Мессии, и только они знают "истинную волю умершего Шабтая".