Франсуа Вийон

Поскольку фамилии тогда еще несли на себе печать своего происхождения, они менялись по родам и склонялись как простые существительные или прилагательные. Так, нотариус, записывая имя сестры Жана Ле Гуа, ставил его в родительном падеже, в результате чего получалось «сестра дю Гуа». А хорошо известные в Гревском порту братья Ле Норман, специализировавшиеся на торговле дровами, при записи — когда речь шла о них обоих — меняли артикль единственного числа на артикль множественного числа, и сама фамилия ставилась тоже во множественном числе. При таком положении вещей не было ничего удивительного ни в том, что имя супруги Гийома Рабигуа ставилось в женском роде и превращалось в Рабигуаз, ни в том, что прозвища Оружейница, Перчаточница или Колбасница становились практически настоящими фамилиями.

Оружейница, которой Вийон предоставил слово в своем «Завещании», считалась в Париже начала века личностью весьма популярной. Родилась она, похоже, в 1375 году, а уже в 1393-м имя Оружейница замелькало в скандале, поскольку ее квартирному хозяину Николя д’Оржемону, очевидно, любовнику, пришлось выгнать ее из расположенного близ Собора Парижской Богоматери дома под вывеской «Лисий хвост». Пятьдесят лет спустя от былой Оружейницы осталась только тень, и вот на ней-то Вийон и остановил свой выбор, дабы она рассказала о тяготах существования женщины, наблюдающей за бегом времени.

Мне никогда не позабытьПлач Оружейницы Прекрасной,Как ей хотелось юной бытьИ как она взывала страстно:«О, увяданья час злосчастный!Зачем так рано наступил?

Чего я жду? Живу напрасно,И даже умереть нет сил![166]»

Кто же мешал ей наложить на себя руки? Кто мешал покончить с собой? Старуха не пожелала ответить. Только она сама, и это ей прекрасно известно. Так или иначе, но любовник ее умер, и на свете не осталось ни одного человека, который хранил бы ей признательность за былые радости.

Он умер тридцать лет назад,И я с тоскою понимаю,Что годы вспять не полетятИ счастья больше не узнаю.Лохмотья ветхие снимая,Гляжу, чем стала я сама:

Седая, дряхлая, худая…Готова я сойти с ума![167]

Не будем опрометчиво зачислять в проститутки девиц, живших в очень неласковом к женщине мире. Вийон этого не делает. Оружейница и ее последовательницы не столько подрабатывают, сколько развлекаются. История сохранила для нас сведения о ткачихе Гийометте: это была типичная представительница мелкой буржуазии, торговавшая вышитыми изделиями в большом зале дворца — в будущей «галантерейной галерее», — а ее муж Этьен Сержан изготовлял из твердой колокольной бронзы печати для высокопоставленных парижских буржуа. Вийон не ошибается: одна из них любит танцевать, а другая вообще отгоняет от себя мужчин. Никто из них за деньги себя не продает. Оружейница когда-то любила одного велеречивого хитреца и на склоне лет сожалеет, что кормила своим трудом лентяя, который ее к тому же бил. Ее никак не обвинишь в том, что она отдавалась кому попало.

Ведь я любого гордецаКогда-то сразу покоряла,Купца, монаха и писца,И все, не сетуя нимало,

Из церкви или из кружалаЗа мной бежали по пятам,Но я их часто отвергала,Впадая в грех богатых дам.Я чересчур была горда.О чем жестоко сожалею,Любила одного тогдаИ всех других гнала в три шеи,А он лишь становился злее,

Такую преданность кляня;Теперь я знаю, став умнее:Любил он деньги, не меня![168]

ЛЮБОВЬ ЗА ДЕНЬГИ

Однако от всего этого до проституции расстояние невелико. Служанки прирабатывали. Матери эксплуатировали дочерей. Вдовы получали средства к существованию. Вийон находит в себе сокровища снисходительности и по отношению к этим женщинам, которым было не до развлечений, а нужно было просто прокормиться. Так уж у них сложилась жизнь.

С любым ложатся спать за грош,Но ласкам этим грош цена.Приди, когда в кармане вошь, — Захлопнут двери, как одна![169]