Франсуа Вийон

Слуга и «кот» толстухи я, но, право,Меня глупцом за это грех считать:Столь многим телеса ее по нраву,Что вряд ли есть другая, ей под стать.Пришли гуляки – мчусь вина достать,Сыр, фрукты подаю, все что хотите,И жду, пока лишатся гости прыти,А после молвлю тем, кто пощедрей:

«Довольны девкой? Так не обходитеПритон, который мы содержим с ней».Но не всегда дела у нас на славу:Коль кто, не заплатив, сбежит как тать,Я видеть не могу свою раззяву,С нее срываю платье – и топтать,В ответ же слышу ругань в бога матьДа визг: «Антихрист! Ты никак в подпитье?» -

И тут пишу, прибегнув к мордобитью,Марго расписку под носом скорейВ том, что не дам на ветер ей пустить яПритон, который мы содержим с ней.Но стихла ссора – и пошли забавы.Меня так начинают щекотать,И теребить, и тискать для растравы,Что мертвецу – и то пришлось бы встать.

Потом пора себе и отдых дать,А утром повторяются событья.Марго верхом творит обряд соитьяИ мчит таким галопом, что, ей-ей,Грозит со мною вместе раздавить иПритон, который мы содержим с ней.В зной и в мороз есть у меня укрытье,И в нем могу – с блудницей блудник – жить я.

Любовниц лучших мне не находите:Лиса всегда для лиса всех милей.Отрепье лишь в отрепья и рядите -Нам с милой в честь бесчестье… ПосетитеПритон, который мы содержим с ней. [148]

Вийон не был исключением в своем снисходительном отношении к публичным женщинам. Их считали «распутницами», но зла на них не держали. Лица, наблюдавшие за общественным порядком, то есть Прево и его сержанты, старались сконцентрировать «девочек» в нескольких горячих местах, на нескольких улицах, где проституция разрешалась с утра до вечера, а с наступлением ночи за нее штрафовали. По правде говоря, бордели при тавернах либо в домах – иногда составлявших целые улицы – имелись в каждом квартале. Большое их сосредоточение наблюдалось на острове Сите, рядом с северной башней Собора Парижской Богоматери и рядом с улицей Глатиньи. Несколько десятков заведений насчитывалось на левом берегу, вокруг площади Мобер и рядом с монастырем кордельеров, а также сразу за мостом Сен-Мишель, где располагался так называемый «бордель Макона». На правом берегу проституция организовывалась вокруг центрального рынка и тянулась от него до самых подступов к Лувру, а также располагалась между Гревской площадью и Бастилией. На левом берегу ее клиентами были холостяки, а на правом – временно одинокие приезжие торговцы.

Не следует забывать и про бани. Все выражали к ним претензии, и все туда ходили. Помыться и позаниматься любовью – что означало одно и то же.

Время от времени столичные жители начинали сердиться. Из-за обитательниц борделей падали цены домов и снимаемых квартир. Из-за них возникали разлады в семье. Прево и Парламент получали жалобы.

Проститутки старались увеличить временной диапазон, пытались распространить свою деятельность на другие улицы помимо улиц, уже освященных обычаем, королевскими указами и предписаниями Шатле. Они принимали клиентов у себя дома, воздвигали импровизированные таверны, занимались любовью в своих комнатах. Еще куда ни шло, когда все делалось втихую; хозяин обычно притворялся, что ничего не знает о сути происходящего. Хуже было, когда возникали ссоры, драки. Скандал становился известен всей улице. Хозяин рисковал попасть в смешное положение. Когда солдаты начинали ломиться в дверь какой-нибудь девицы, решившей, что ее рабочий день закончен, или когда клиент избивал до полусмерти обрезавшую у него кошелек «возлюбленную», соседи начинали волноваться и приходилось вызывать сержантов.