Маленький кронпринц, который находится в Ишле, постепенно начинает всем интересоваться. Наибольший интерес он проявляет к естественным наукам, с особенным удовольствием наблюдает за животными и их повадками, но если мать бесконечно их любит, Рудольф в свои двенадцать лет палит во всё живое. Воспитатели ему этого не запрещают, полагая, что при страсти императора к охоте его сыну предстоит рано сделаться хорошим охотником. Однако следствием стрельбы по животным в раннем детстве является, несомненно, известное очерствение души. Сохранились рисунки 1867—1871 годов, на которых юный кронпринц изобразил, как он стреляет в птицу на дереве, в заячью семью, куропаток, причём он никогда не забывал нарисовать большое красное пятно вытекшей крови. Да и Елизавета не в силах воздействовать на это, потому что сына слишком надёжно ограждали от её влияния. В Меран, куда Елизавета в октябре и ноябре 1871 года ездила вдвоём с дочерью, маленький Рудольф опять не в состоянии приехать. Елизавета не знает меры в опасениях о здоровье Валерии. Самое незначительное носовое кровотечение у дочери совершенно выбивает её из равновесия. Когда в конце ноября в Вене наблюдается несколько случаев заболевания скарлатиной, а император собирается приехать в Меран, это приводит Елизавету в ужас. «Мы все живём здесь в столь тесном общении, — пишет она мужу, — представь себе, что будет, если в дом занесут какую-нибудь инфекцию... Мне ужасно тяжело просить тебя воздержаться от приезда, но это вовсе не излишняя предосторожность». Итак, свой приезд император откладывает и спрашивает супругу в письме, что бы она хотела получить в подарок ко дню именин, который всегда отмечается особо, ибо день рождения императрицы приходится на Рождество. На свой вопрос Франц Иосиф получает удивительный ответ: «Коль скоро ты интересуешься, что бы меня обрадовало в день ангела, я прошу у тебя или молодого королевского тигра (в Берлинском зоопарке содержится тройка маленьких тигрят) или же медальон. Охотнее всего я получила бы в подарок полностью оборудованный дом для умалишённых. Так что выбор у тебя достаточный...» Елизавета и не думает шутить, ибо уже давно интересуется всем, что так или иначе касается несчастных безумцев. В Вене о таких больных заботятся крайне недостаточно, и Елизавета постоянно старается как-то помочь. Всё это стоит массу денег, но Елизавета не отступается и пользуется благоприятным моментом, чтобы в столь необычной форме лишний раз напомнить об этом императору.
В отсутствие Елизаветы исполняется одно из её заветных желаний: 9 ноября Андраши назначают министром иностранных дел взамен Бойста. Это неизбежное следствие исхода войны 1870/71 года, ибо означает отказ от всякой мысли о мести за Кениггрец и примирение с новой Германией, что тем более необходимо, так как во взаимоотношениях с русским царём сохраняется напряжение. Аккредитованные в Вене дипломаты, например, пруссак Вертер, характеризуют Андраши как умного и энергичного человека, правда, не принимают всерьёз как государственного деятеля, если дело касается проблем, выходящих за пределы Венгрии. Естественно, это назначение представляет собой недружественный жест в отношении России. Ведь этой империи приходится иметь дело с венгерским мятежником, который в 1848 году проклинал вмешательство России, а теперь оказался во главе министерства иностранных дел монархии, всё это не вызывало к нему особого доверия русских.
Для Елизаветы назначение Андраши — личный триумф. Онауже не ограничивается набором своего ближайшего окружения неизменно среди венгерского дворянства, а теперь ещё и заставляет своего мужа назначать венгров на высшие посты в государстве, да ещё с таким прошлым, как у Андраши. Помимо графини Шафгоч, австриячка в ближайшем окружении императрицы всего лишь одна. Это вновь назначенная обер-гофмейстерина, овдовевшая графиня Мария фон Гёсс, урождённая графиня Вельсерхаймб — милая, умная, не слишком приметная немолодая дама с большим тактом и одинаково приветливая со всеми. Все остальные — венгерки. Помимо Нопчи и Иды Ференци в их числе теперь и самая высокоинтеллектуальная женщина этого круга, графиня Мария Фестетич.
Глава девятая