Франц Кафка не желает умирать

– Ты еще смеешь подвергать сомнению сведения из «Литературной энциклопедии» Академии наук СССР? Думаешь, знаешь больше советского академика? Если здесь написано, что Кафка умер в 1926 году, значит, умер в 1926-м. Все остальное лишь буржуазный ревизионизм. И на будущее, будь любезна меня не перебивать. Итак, я продолжу:

Кафка написал три тома романов и новелл; самые значимые из них, в той или иной степени незавершенные, вышли уже после его смерти (под редакцией Макса Брода).

Из первых произведений Кафки можно выделить «Превращение», герой которого – бесконечно одинокий человек. Впоследствии Кафка придал проблеме одиночества гораздо более конкретный характер. Так, в романе «Процесс» одиночество главного героя определяется его положением обвиняемого, в «Замке» принадлежностью к чужакам, а в «Америке», наконец, тем фактом, что автор описал его неопытным подростком, предоставленным самому себе в сложных жизненных условиях современной Америки.

Противостояние одинокого человека окружающему миру Кафка описывает таким образом, что одиночка неизменно пасует перед давлением среды.

Особенно пессимистичное отрицание реальности у Кафки проявляется в том, что невероятно одаренный персонаж погибает, а его мелкобуржуазное, ограниченное, тупое окружение одерживает над ним победу.

Кафку можно считать глашатаем психоидеологии загнивающего класса, точнее социальной прослойки, вошедшей в противоречие со своим собственным классом. Это представитель мелкобуржуазной интеллигенции.

Закончив, он аккуратно положил бумагу обратно в папку и сказал:

– Слышала вывод? «Представитель мелкобуржуазной интеллигенции». Ты отдаешь себе отчет, что за такое представление твой Кафка оказался бы в руках НКВД?

– Власти у вас много, но убить покойного даже вам не дано.

– Я тебя умоляю, не надо недооценивать НКВД!

Сидевшая напротив женщина начинала его невероятно бесить, он был уже по горло сыт всеми этими писателями, журналистами и интеллектуалами. Предпочитал ученых и врачей, которых с недавних пор стали арестовывать по самым разным поводам – оказаться в подобном месте для них всегда было такой неожиданностью, что они подписывали признания, особо не ломаясь, в то время как представители интеллигенции, поднаторевшие в дебатах и отлично разбиравшиеся в противоречиях, витийствовали без края и конца.

– Итак, что ты можешь противопоставить заявлениям Академии наук по поводу твоего первого мужа? – продолжал он.

– Мне кажется…

– Тебе кажется? У тебя уже появились сомнения? – немного машинально заметил он.

– Мне кажется, что одно и то же произведение можно трактовать по-разному.

– Ты хочешь сказать, что Академия наук СССР говорит неправду? Утверждаешь, что литературная критика, которой могут заниматься только самые почетные ее члены, не является точной наукой?

– Академия провозглашает только одну из истин, свою собственную.

– А ты, стало быть, полагаешь, что она не одна! И попутно опровергаешь заявления Академии наук, во главе которой, смею тебе напомнить, в числе прочих стоит и наш уважаемый прокурор Вышинский! Подобные слова могут обойтись тебе очень дорого, поэтому я не буду вносить их в протокол. Давай дальше, а то мы до утра будем здесь торчать. Расскажи мне вкратце содержание какой-нибудь книги твоего первого мужа, чтобы я мог составить о нем представление. Если мне не изменяет память, в подготовленной нашей Академией статье говорится о трех его романах, «Америка», «Замок» и…

– «Процесс».

Услышав это слово, он не удержался от улыбки и заинтригованно сказал:

– Ну что ж, давай тогда поговорим о «Процессе». Выкладывай, какая там история?

– Вы имеете в виду историю процесса?

– Да. Ведь каждый роман Кафки рассказывает ту или иную историю, так?

– В известной степени да, однако глубинный смысл его произведений и могущество его искусства кроются в другом.

– На глубинный смысл мне глубоко наплевать! Рассказывай!