Франц Кафка не желает умирать

Ей вспоминается Макс, вставший на путь спасения. По телефону он заверил ее, что захватил с собой все рукописи Франца. Два чемодана, битком набитых документами. Письма, с которыми они так бережно обращались, переписка с Францем, тетради, блокноты, все, что Максу удалось собрать, включая оригиналы романов… Макс больше не позволит гестапо окончательно конфисковать сокровище, часть которого из-за наивности Доры и без того уже утрачена навсегда. Брод пересек границу, и творческое наследие Франца теперь спасено. Спасена сама память о нем. Господи, как же в этот роковой день ей недостает брата! Каким избавлением для нее стало бы сейчас само его присутствие. Интересно, а как бы он поступил в сложившейся ситуации?

– Мам!

– Что тебе, Хелена?

– Вера еще не вернулась?

– Не думаю, что она сегодня где-то задержится. Не переживай, солнышко.

– Я не переживаю, но…

– Ну что же ты, говори.

– В Прагу скоро войдут немцы, да?

– Солнышко, не верь ты всем этим глупостям.

– Значит, не войдут?

– Может, и войдут, но если даже да, то что они нам сделают?

– Знаешь, о чем постоянно долдонит в школе Зигфрид?

– Я тебе уже говорила держаться от него подальше.

– Я и держусь, но он всем без конца говорит, что скоро здесь будет рейх, а с евреями немцы сделают то же самое, что в Германии. Да при этом считает, что это совершенно справедливо – с тех самых пор, когда в Праге стали верховодить евреи, притесняя здешних немцев.

– Ты сама у нас в городе хоть одного немца притесняла, а? Или, может, думаешь, что на них устраивали гонения твой дядя Франц или дедушка Герман?

– Нет конечно же.

– А если нет, то чего тебе тогда бояться?.. Сделай одолжение, перестань уже слушать этого Зигфрида.

– Я его и не слушаю. Но все равно слышу, как он говорит всем в классе, что я лишь грязная еврейка. И что в один прекрасный день тоже получу по заслугам.

– Зигфрид – невежа и негодяй, не более того. А по заслугам, солнышко, тебе полагается самое невероятное в этом мире счастье.

– Спасибо, мам. Только мне сложно объяснять ребятам в школе, что я не грязная еврейка. За исключением, конечно же, Этель и Греты.

– Хелена, не надо никому ничего объяснять. И никогда ни в чем не оправдывайся, это пустая трата времени.

– Обещаю, мама… Скажи, а завтра я смогу пойти в школу?

– Ну конечно, сможешь. Оставить тебя дома я решила только сегодня.

– Испугалась, что в Прагу войдут немцы?

– Солнышко, нам не надо никого бояться. Не волнуйся, лучше ступай к себе в комнату и немного позанимайся. Тебе надо наверстать тот материал, который ты сегодня пропустила.

В комнату входит Эльза. Говорит, что ей надо протереть пыль. По радио передают музыку, в которой она узнает симфоническую поэму Сметаны. Передача вдруг прерывается, и в громкоговорителе звучит голос корреспондента Национального радио Франтишека Коцурека, который ведет репортаж с Вацлавской площади:

– На часах восемь тридцать пять, немцы вошли в Прагу. Все это напоминает страшный сон. Разве можно было еще неделю назад поверить, что здесь, в Праге, на Вацлавской площади может состояться такого рода марш? За солдатами вермахта движутся моторизованные соединения. Военные грузовики везут огромных размеров зенитные пушки. Колесо истории вращается, и остановить его не дано никому…

– Госпожа?

– Да, Эльза.

– Можно мне сегодня уйти немного пораньше?

– Разумеется, Эльза. День у нас сегодня особенный.

– Дело в том, что утром, перед тем как уйти, отец сказал, что немцы вошли в Чехословакию, и, на его взгляд, после обеда Гитлер может отпраздновать нашу победу. Так, по крайней мере, говорили прошлой ночью представители германской диаспоры в Праге и члены партии, членом которой состоит и мой отец. Еще он сказал, что, войдя сегодня в Прагу, Гитлер может произнести речь либо в замке, либо на Вацлавской площади. А потом добавил, что шанс увидеть фюрера выпадает не часто и мне ни за что на свете нельзя его упустить… Кроме того, я должна сообщить вам еще одну вещь…

– Я слушаю вас, Эльза.

– Мне придется от вас уйти. Утром мне так сказал отец, уходя на работу. Объяснил, что Прага скоро войдет в состав рейха, а во всей Германии немцы вот уже который год на евреев не работают. Закон мы должны соблюдать.

– Понимаю, Эльза.

– Благодарю вас, госпожа. Я могу быть свободна?

– Да, Эльза, но мне хотелось бы, чтобы вы ушли прямо сейчас.

– Вы меня увольняете?.. Но если вы выставите меня за дверь, отец будет в ярости! Так со мной еще никогда не поступали!

– Скажете отцу, что все когда-то бывает в первый раз.

– Но…

– Никаких «но», Эльза… Я вас больше не задерживаю.

Молодая женщина поворачивается и выходит из комнаты.

Франтишек Коцурек по радио объясняет, что прошлой ночью в Судетах сожгли синагогу. Оттла думает обо всех пражских иудейских храмах, о Пинкасовой синагоге, где ее брат так любил слушать веселые напевы благочестивых хасидов, о Староновой синагоге, где он вступил во взрослую жизнь после того, как над ним совершили обряд бар-мицва. Неужели их тоже сожгут?