Французское искусство домашнего уюта

Английский писатель Томас Троллоп, посетивший Бретань в XIX веке, описывал традиционную деревянную кровать-шкаф, или lit clos,

как «гигантский темный дубовый предмет мебели», походивший на «пресс для ткани». Подобные деревянные конструкции зачастую являлись самым дорогим предметом в доме и переходили из поколения в поколение. В Англии XVII века Уильям Шекспир в своем завещании оставлял жене «вторую по качеству кровать». Очевидно, он намекал на свои отношения с супругой. При этом надо отметить, что вторая по качеству кровать в хозяйстве представляла собой внушительный актив.

В прошлом сон не считался столь же приватным и личным действом, как сегодня. Помню, с каким восхищением разглядывала спальню Людовика XIV в Версале. Применительно ко всем комнатам личных покоев монарха действовал замысловатый этикет касательно лиц, которым дозволялось входить в спальню или выходить из нее. Поскольку во дворце отсутствовали «личные комнаты» в чистом виде (все помещения располагались одно за другим, в линию, чтобы попасть в следующую, приходилось сперва пройти через предыдущую), само понятие личной комнаты в Версале разительно отличалось от привычного в наши дни. Однако опочивальня короля отличалась особой публичностью, поскольку именно там соблюдался известный ритуал наблюдения за пробуждением короля – grand levée.

В ходе этого строго регламентированного события члены двора каждое утро собирались в опочивальне, дабы наблюдать, как просыпается король-солнце, в результате чего та больше напоминала театр, а не то, что мы привыкли считать спальней. Немножко похоже на веб-камеру с прямой трансляцией из президентской главной спальни Белого дома. Современным людям трудно понять, как столь интимный и уединенный акт может выставляться на всеобщее обозрение. Но еще более странной вещью представляется степень интимности, возникающая в результате подобного ритуала между королем и его подданными. Они видели своего короля без пудры и одежды, без парика и каблуков. Представьте, каково просыпаться, не имея времени, чтобы привести себя в порядок – почистить зубы, причесаться, помыться, – прежде чем появиться на людях. Сама мысль об этом переводит вопрос всклокоченных волос на новый уровень.

Роскошь приватности в спальне – это современное изобретение. В своем исследовании французских домов «Наши дома» («Nos Maisons») Беатрис Фонтанель пишет, что в средние века спальня представляла собой куда более публичное место для множества различных действий: работы, одевания, сна и омовения. В больших домах всегда существовала опасность того, что кто-нибудь улизнет с ценными вещами, хранившимися в спальне в les coffres: дорогой одеждой, ювелирными украшениями, обувью и прочими необходимыми предметами. Фонтанель отмечает, что у хозяйки дома на поясе всегда висела огромная связка ключей. Обеспечить безопасность, сохранность вещей и приватность можно было, только запирая двери.

Сегодня мы, разумеется, рассчитываем на уединенность. Любой, кто имел дело с современным американским подростком (или сам является таковым), знает, что наличие отдельной спальни воспринимается как обязательное требование. В шестнадцать лет я считала, что имею на нее полное право, что все должны уважать мое «личное пространство» и что я могу украшать свою спальню по собственному желанию. Во Франции подростки не имеют такой свободы в декорировании своей спальни, однако их представление о приватности практически такое же. Современная французская chambre – убежище, остров, святилище, где человек может освободиться от коллективного характера семейной жизни.