Фрейд

В том же году Гессе написал эссе «Художник и психоанализ», в котором говорит об огромном значении учения Фрейда для понимания психологии творчества, так как «именно анализ настоятельно напоминает каждому художнику: то, что временами воспринимается только как вымысел, имеет высшую ценность; анализ громко напоминает ему о существовании главных требований души и об относительности всех авторитарных масштабов и оценок» [240].

В октябре 1918 года в жизни Фрейда произошло еще одно важное событие: он тайно начал психоанализ Анны. Даже у самых больших поклонников Фрейда эта страница его биографии вызывает содрогание, так как такой анализ, вне сомнения, был кровосмесительством — разумеется, не в физическом, а в ментальном смысле этого слова, но еще неизвестно, какой из этих видов страшнее. Фрейд не мог не понимать этого, потому и держал происходящее втайне ото всех и лишь спустя несколько поведал по большому секрету об этом Лу Андреас-Саломе, которая, по сути, тоже была «женщиной Орды», его «ментальной любовницей».

С каким чувством должна была поверять Анна отцу свои самые сокровенные тайны? Как она могла рассказывать об отношениях с отцом, если отец в это время сидел у ее изголовья? В связи с этим мнение о том, что эти сеансы нанесли Анне тяжелую психологическую травму и, по сути, окончательно предопределили ее будущие отношения с мужчинами и судьбу старой девы, представляется весьма обоснованным.

Между тем Первая мировая война подходила к концу. Немецкие и австрийские войска терпели одно поражение за другим на всех фронтах. Лейтенант Мартин Фрейд оказался одним из сотен тысяч австрийцев, попавших в плен к итальянцам. Дезертирство в армии приняло ужасающие масштабы. Венгрия, Богемия, Хорватия и все остальные национальные окраины империи Габсбургов провозгласили независимость. В Вене тоже было неспокойно — процветала преступность, на улицах время от времени вспыхивали перестрелки между коммунистами и пытавшимися сохранить видимость порядка армией и полицией.

Наконец 11 ноября 1918 года Антанта продиктовала своим противникам условия перемирия. По сути, это означало конец войны.

А значит, пришло время осмыслить ее итоги с точки зрения психоанализа.

* * *

Отсутствие в годы войны пациентов, следовательно, и материала для наблюдений привело к тому, что Фрейд стал черпать материал для новых идей в анализе либо старых случаев, либо художественных произведений. В результате этого в 1916 году на свет появились такие работы, как «Некоторые типы характеров из психоаналитической практики», «Сюжеты сказок в сновидениях» (по сути, отрывок из «случая „волчьего человека“»), а в 1917-м — «Табу девственности» и «Одно детское воспоминание из „Поэзии и правды“».

В «Некоторых типах характеров…», построенных на сочетании рассказа о нескольких бывших пациентах Фрейда и поистине увлекательном анализе произведений Шекспира и Ибсена, Фрейд впервые ввел термин «бегство в болезнь», то есть бессознательной попытки больного извлечь выгоду из своего положения.

Наиболее интересной в этом ряду, безусловно, является статья «Одно детское воспоминание из „Поэзии и правды“», в котором Фрейд развивает свои давние идеи о бессознательной ревности, которую испытывают дети по отношению к младшим братьям и сестрам и к одному из родителей. За основу он берет раннее воспоминание Гёте, как тот, будучи ребенком, подзадориваемый соседями, сначала с азартом выкинул на улицу всю свою игрушечную глиняную посуду, а затем и вообще все горшки, которые были недавно куплены для дома.

«До разработки метода психоанализа фрагмент этот не давал бы повода к раздумьям, однако позднее уже невозможно было оставить его без внимания» [241], — отмечает Фрейд.

Впрочем, признается Фрейд далее, он и сам бы не вспомнил об этом эпизоде из жизни Гёте, если бы к нему не попал один пациент, который в ходе психоанализа рассказал о том, как стал замышлять покушение на ненавистного ему младшего брата. В те дни своего детства он побросал на улицу всю попадавшуюся ему под руку посуду. Как и Гёте, он испытывал огромное удовольствие от этого процесса выбрасывания.

Схожесть поступков пациента и Гёте (у которого было два младших брата и две сестры), а также тот факт, что десятилетний Гёте не испытывал особой скорби о смерти своего шестилетнего брата Германа Якоба, приводят Фрейда к любопытным выводам. Главным в поступках детей, утверждает он, является получение удовольствия не от самого битья хрупких предметов (ведь в таком случае они могли бы разбивать их, просто кидая об пол), а именно в том, что они выбрасываются через окно. «Вновь родившегося ребенка надо устранить, избавиться от него, выбросив в окно, скорее всего, потому, что через окно он и пришел» [242], — поясняет Фрейд.