Избивающее лицо сначала отец, позднее — какой-то его заместитель из отцовского ряда. Бессознательная фантазия средней фазы первоначально имела генитальное значение, она произошла из инцестуозного желания быть любимым отцом, желания, подвергнувшегося вытеснению и регрессии. С этим, с виду шатким соотношением связан тот факт, что девочки между второй и третьей фазами меняют свой пол, воображая себя в своих фантазиях мальчиками», — писал Фрейд в этой статье.
Таким образом, по Фрейду, нормативное сексуальное развитие мальчика может осуществляться лишь в случае, если он вытеснит свои инфантильные фантазии «о побежденном поле» в бессознательное или заменит в этих фантазиях отца матерью. В противном случае у него может развиться пассивная гомосексуальная направленность, коренящаяся во всё той же исходной бисексуальности человеческой природы.
В январе 1920 года Фрейда постиг первый в череде тех ударов, которые ему предстояло выдержать в ближайшие годы, — внезапно от гриппа скончалась его дочь София, оставив на руках мужа двух маленьких детей, самых любимых внуков Фрейда Эрнста и Хайнца.
Смерть дочери стала для Фрейда сильным ударом, и его тяжелые переживания по этому поводу, по мнению Ферриса и ряда других биографов, в итоге определили конечный настрой очерка «По ту сторону принципа удовольствия», который в определенном смысле можно назвать настоящей одой смерти
[247].Очерк «По ту сторону принципа удовольствия» в сознании современного человека ассоциируется прежде всего с символической парой Эрос и Танатос. Именно в этом очерке впервые прозвучала мысль о «великой противоположности между первичными позывами жизни и первичными позывами смерти». Именно в нем Фрейд впервые открыто связал между собой Эрос и Танатос
[248], и можно сколько угодно спорить о правомочности этой связи, но бессмысленно отрицать, что эта пара, само это словосочетание давно уже стало неотъемлемой частью массового сознания, оказав влияние на развитие психологии, философии, литературы и искусства.Вместе с тем значение этой работы Фрейда гораздо шире подобного обывательского взгляда, а кроме того, стоит перечитать ее, чтобы понять, какими причудливыми путями двигалась порой мысль Зигмунда Фрейда.
В сущности, именно в этой работе больше, чем в какой-либо другой, чувствуется, что Фрейд был не просто знаком с каббалой, но и находился под сильным влиянием ее идей, пытаясь дать им — в силу своего мировоззрения — не религиозную, а атеистическую, материалистическую интерпретацию. Чтобы понять это, достаточно сравнить первую фразу очерка («В психоаналитической теории мы без сомнения принимаем положение, что ход психических процессов автоматически регулируется принципом наслаждения, т. е. мы считаем, что этот процесс каждый раз возбуждается связанным с неудовольствием напряжением и затем принимает такое направление, что его конечный результат совпадает с уменьшением этого напряжения — с избежанием неудовольствия или порождением удовольствия»
[249]) с «Предисловием к книге „Зоар“» одного из выдающихся каббалистов XX века Бааль Сулама — раввина Иегуды Ашлага («Как сказано мудрецами, сотворил Творец мир, чтобы насладить творения… И вдумайся: если замысел творения был в наслаждении творений, это обязывает сотворить в душах огромное желание получить то, что задумал дать им…» [250]).Каббалист Михаэль Лайтман, ученик рабби Иегуды Ашлага, комментирует эти слова следующим образом:
«Каббалисты утверждают, что цель творения — привести создания к высшему наслаждению. И потому создал Творец души — желание получать это наслаждение. Причем поскольку хотел насладить их до состояния насыщения, то и создал желание наслаждаться огромным, под стать желанию насладиться. Таким образом, душа — это желание наслаждаться. И согласно этому желанию она получает наслаждение от Создателя, причем количество получаемого наслаждения можно измерить величиной желания»
[251].Сходство идеи, как видим, налицо. Забегая вперед скажем, что и основная идея очерка «По ту сторону принципа удовольствия» — о неразрывной связи «первичного позыва жизни» и «первичного позыва смерти» — отчетливо перекликается со знаменитой фразой «Песни песней» «Сильна, как Смерть, Любовь»
[252](8:6), а то, что Фрейд был знаком с этим произведением, сомнений не вызывает. Более того: стоит вспомнить, что авторство «Песни песней» традиция приписывает царю Соломону (Шломо), а «Шломо» — это второе имя, данное при рождении Зигмунду Фрейду. В еврейской традиции царь Соломон считается символом мудрости, одним из умнейших из всех живших на земле людей, которому дано было проникнуть в высшие тайны мироздания и читать в сердцах людей. Не исключено, что в глубине души Фрейд вслед за отцом если не приравнивал себя к легендарному царю, то, безусловно, усматривал между ним и собой некоторое сходство.