Фремлейский приход

 -- Лудовикъ, какой колдунъ шепнулъ тебѣ это?

 Она встала, говоря эти слова, и улыбаясь ему, подняла къ верху свои руки и покачала головой. Но теперь она была въ его власти, и онъ могъ отмстить ей за прежнюю неправду и за теперешнюю шутку. Счастіе полнаго обладанія ею въ послѣдствіи могло ли быть выше того, что онъ чувствовалъ въ эту минуту?

 Около этого времени опять возникъ вопросъ о верховой ѣздѣ; но теперь Этот вопросъ был разрѣшенъ совершенно иначе чѣмъ въ первый разъ. Тогда оказывалось столько препятствій! Не было амазонки, и Люси боялась, или по крайней мѣрѣ говорила, что боится; а главное, что сказала бы леди Лофтон? Но теперь леди Лофтон находила, что это будетъ отлично; только выбранная лошадь надежна ли? увѣренъ ли Лудовикъ, что его лошадь достаточно выѣзжена? Амазонки леди Мередитъ были извлечены на свѣтъ и осмотрѣны, и одна из нихъ урѣзана и ушита без всякихъ колебаній и содроганій. Что же касается до страха, то о немъ и помину не было. Люси оказалась превосходною наѣздницей. "Но только я не буду покойна, Лудовикъ, говорила леди Лофтон, пока ты не достанешь лошади, которая была бы совершенно по ней."

 Потомъ дѣло дошло до приданаго; но я принужденъ сознаться, что тутъ Люси не обнаружила такихъ способностей и такой дѣятельности какъ леди Домбелло. Леди Лофтон однако весьма серіозно смотрѣла на Этот вопросъ, и такъ какъ, по ея мнѣнію, мистриссъ Робартс не довольно горячо занималась имъ, то она сама взялась распорядиться всѣмъ до мельчайшихъ подробностей.

 -- Душа моя, я право знаю что дѣлаю, говорила она, ласково трепля Люси по плечу.-- Вотъ для Юстиніи все приданое дѣлала я сама, и ей не пришлось пожалѣть ни объ одной моей покупкѣ. Вы сами можете спросить ее.

 Но Люси не разспрашивала будущей своей невѣстки: у ней и въ головѣ не было сомнѣваться въ умѣніи леди Лофтон. Но цздержки, издержки! И что она станетъ дѣлать съ запасомъ шести дюжинъ носовыхъ платковъ? Вѣдь лорду Лофтону, кажется, не ѣхать въ Индію въ качествѣ генералъ-губернатора? А для воображенія Гризельды было мало и двѣнадцати дюжинъ носовыхъ платковъ.

 Сидя одна въ гостиной Фремле-Корта, Люси часто вспоминала первый вечеръ, проведенный ею здѣсь. Тогда она рѣшила въ душѣ, подавляя свои слезы, что въ этомъ обществѣ она не на своемъ мѣстѣ. Гризельда Грантли была также тутъ, и повидимому чувствовала себя какъ дома; леди Лофтон ласкала ее, лордъ Лофтон восхищался ея красотой, между тѣмъ какъ Люси усѣлась поодаль, грустная и одинокая, отчужденная отъ всех. И тогда онъ подошелъ къ ней, и чуть не довелъ ея до слезъ своими ласковыми добрыми словами, которыя все же уязвляли ее давая ей чувствовать, что она не можетъ говорить съ нимъ совершенно свободно.

 Но какъ все измѣнилось съ тѣхъ поръ! Онъ избралъ ее, отличилъ отъ всех, захотѣлъ раздѣлить съ нею и богатство, и почести, и все чѣмъ одарила его судьба. Она была его отрадой, его гордостью. А строгая мать, которая сначала почти не замѣчала ея, которая потомъ такъ свысока велѣла предостеречь ее, теперь не знала какъ выразить ей свою нѣжность, свою заботливость, свою любовь.

 Я не могу сказать, чтобы Люси не гордилась, въ такія минуты, припоминая все это. Успѣхъ пораждаетъ гордость, точно также какъ неудача вызываетъ стыдъ. Но въ ея гордости ничего не было грѣшнаго или предосудительнаго, потому что она соединялась въ ея душѣ съ искреннею теплою любовью, и съ твердымъ намѣреніемъ исполнить свой долгъ въ новомъ положеніи, назначенномъ ей отъ Провидѣнія. Она не могла не радоваться, что ее предпочли Гризельдѣ Грантли, и радуясь этому, могла ли она не гордиться своею любовью?

 Всю зиму провели они въ чужихъ краяхъ, оставивъ въ Фремле-Кортѣ старую леди Лофтон, занятую своими планами и приготовленіями; въ слѣдующую весну, они появились въ Лондонѣ, и тамъ завели свой домъ. Люси было боязно начинать новую жизнь въ большомъ свѣтѣ, но она не говорила объ этомъ мужу. Она знала, что многія женщины находились въ такомъ же положеніи и сумѣли-таки съ нимъ справиться. Боязно было подумать ей, какъ-то будетъ она принимать у себя знатныхъ лордовъ и дамъ и чопорныхъ членовъ парламента, и занимать ихъ легкимъ свѣтскимъ разговоромъ; но она надѣялась все это выдержать бодро. Настало страшное время, и она все очень хорошо выдержала. Знатные лорды и леди входили, садились, и вели съ нею разговоръ объ обыкновенныхъ предметахъ такимъ образомъ, что не было необходимости въ какихъ-либо усиліяхъ, а члены парламента, оказалось, вовсе не были такъ чопорны, какъ многія знакомыя ей духовныя лица въ окрестностяхъ Фремлея.