Фрэнсис Бэкон. Логика ощущения

* Difformément difforme—французский вариант латинского термина difformiter difformis (доел, «неравномерно неравномерный»), использовавшегося в схоластике, в частности у Николая Орема (до 1330-1382), для характеристики движения и близкого принятому в современной физике понятию «неравноускоренный».

Тело, мясо и дух. Становление-животным

Тело—это Фигура или, точнее, материал Фигуры. Но материал Фигуры—не то же самое, что опространствливающая материальная структура, которая остается по другую сторону Тело— это Фигура, а не структура. И обратно, хотя Фигура—это тело, она не лицо и даже не имеет лица. У нее есть голова, так как голова—составная часть тела. Фигура даже может ограничиваться головой. Бэкон-портретист пишет головы, а не лица. Между лицом и головой есть существенное различие: лицо-это структурированная пространственная организация, покрывающая голову, тогда как голова подчинена телу, даже если она—просто его верхушка. Она не бездушна, но ее дух—это дух, образующий тело, телесно-витальное дыхание, животный дух. Животный дух человека—дух-свинья, дух-буйвол, дух-собака, дух—летучая мышь... Таким образом, Бэкон-портретист решает совершенно особую задачу—он разрушает лицо, дабы обнаружить (или заставить явиться) под лицом голову Деформации, которым подвергается тело, есть вместе с тем животные черты головы. Речь вовсе не о соответствии между животными формами и формами лица. Лицо утратило свою форму, претерпев операции выскабливания и расчистки, которые дезорганизовали его и выявили на его месте голову Поэтому

признаки или черты животного не есть животные формы, скорее, это духи, которые поселяются на расчищенных частях, извлекают голову, индивидуализируют и квалифицируют голову без лица¹

. Расчистка и штриховка (как приемы Бэкона) обретают здесь особый смысл. Голова человека может быть замеще-

24 на животным—но не как формой, а как чертой, например трепыханием птицы, которая ввинчивается в расчищенную часть, тогда как подобия портретов-лиц по сторонам служат только

37 «свидетелями» (как в «Триптихе», 1976). Иногда животное, например собака, трактуется как тень своего хозяина; или наобо-

29 рот, тень человека приобретает автономное и непредсказуемое животное существование. Тень выскальзывает из тела, словно животное, которому там временно дается приют. Вместо формальных соответствий живопись Бэкона вводит зону неразличения, неразрешимости между человеком и животным. Человек становится животным, а животное одновременно становится духом—духом человека, физическим духом человека, представ-

38 ленным в зеркале, словно Эвмениды * или Судьба. Речь никогда не идет о сочетании форм; скорее, имеет место общий факт, содействие человека и животного. Поэтому самая изолированная у Бэкона Фигура—это уже Фигура спаренная, человек, спаренный со своим животным в латентной тавромахии.

Объективной зоной неразличения уже является все тело, но тело как плоть, или мясо. Конечно, тело включает и кости, но кости—это только пространственная структура. Между плотью и костями, и даже между «родителями по плоти» и «родителями по кости», часто проводили различие. Тело обнаруживает себя только тогда, когда оно уже не натянуто на костях, когда плоть не перекрывает кости, когда они существуют друг

1 Феномены дезорганизации лица проанализировал Феликс Гваттари: «черты лице-вости» освобождаются и с тем же успехом становятся животными чертами головы. См.: Félix Guattari, L'inconscient machiniquey éd. Recherches, p. 75 sq.

* Древнегреческие богини-мстительницы (также Эринии), от преследования которых спасается Орест в третьей части трилогии Эсхила «Орестея»—одного из важнейших литературных ориентиров Бэкона. Между прочим, дословно этот эпитет безжалостных богинь означает «Милостивые».