Фреска

Не всегда модели традиционных портретов молоды и прекрасны. Иногда позируют и весьма пожилые люди. Ведь портрет может быть утрачен. И не всегда модель сама идет в дом к рисовальщику. Иногда храмовый рисовальщик идет в жилище к своей модели — ведь случается, что человек не в состоянии передвигаться. А еще бывает, что дело, приносящее чистую радость, вдруг обернется своей суровой изнанкой долга. Тогда перед рисовальщиком — мертвое детское личико, которое надо изобразить таким, каким оно было при жизни.

Жрец хмурится: явно не ожидал, что она согласится лететь с этой четой паломников, чтобы сделать портрет их умершей дочери. Он рассчитывал, что наконец нашел долгожданный повод удалить это подозрительное инородное существо из упорядоченного храмового мира. Он держит паузу. Рисовальщица стоит перед ним прямо, руки по швам, лицо бледное, еще раз кивает.

На следующий день.

Ранее утро. Каменистая площадка, от которой начинается дорога к храму, используется для посадки и высадки паломников. Здесь устроен каменный помост со ступенями, чтобы удобнее было забираться в корзину. Дирижабль скоро взлетит.

Площадка еще в тени, которую отбрасывают горы. К полудню все пространство здесь станет белым и горячим от солнца. Аппарат уже готов, но паруса пока свернуты. Экипаж из двух человек помогает пассажирам сойти с помоста в корзину, а помощники из храмовых служителей готовы по их знаку отвязать причальные канаты.

Почти все пассажиры уже разместились внутри на откидных сиденьях, некоторые из них держатся за толстые веревки, прикрепленные вдоль бортов изнутри.

Подходит группа — Жрец с четой вчерашних визитеров. Видимо, они достаточно высоко стоят в здешней кастовой системе, так как он провожает их лично и беседует с ними любезно, совсем не так, как со своей свитой, и уж конечно, не так как с Рисовальщицей.

Она идет следом, соблюдая дистанцию, предписанную Жрецом. Она сейчас одета как местная жительница в праздник, а не так, как до сих пор — словно ей безразлично, что на ней, лишь бы чисто и удобно. Ее рубахи сочетаются по цветам (белая, голубая, глубокий индиго). Платок в тех же цветах на голове, из под него на спину свешиваются длинные волосы, обвитые синим шнуром. Даже большая сумка с ее инструментами, и широкая шаль — такого же синего цвета, как штаны и верхняя рубаха. Правда, в отличии от местных женщин, она совсем не носит украшения.

Зная, что предстоит тяжелое испытание, она подготовилась, как к бою. Идет, печатая шаг.

В последний момент все же теряет самоконтроль — не может войти в корзину. Видимо, мысль о том, что эта конструкция взлетит, вызывает приступ паники. Пассажиры изнутри и жрец снаружи смотрят на нее, как благовоспитанная дама на беспардонного нарушителя этикета. Член экипажа подталкивает ее совсем несильно, но она падает внутрь. Забивается в самый угол, полностью закутывает голову шалью и застывает там, вцепившись в стенки, делает медленные вдохи и выдохи. Окружающие стараются ее не замечать, ее спутники переглядываются с сомнением.

Аппарат плавно взлетает, паруса его расправляются. Выйдя из тени, аппарат вспыхивает на солнце. Поднимаясь все выше, становится похож на сказочную золотую птицу, к лапкам которой привязана маленькая прямоугольная корзина. Поймав парусами воздушный поток, удаляется, уменьшается. Даже странно, что в таком маленьком объекте так много настоящих, живых людей, один из которых сейчас в ужасе молится, чтобы этот полет быстрее закончился.

Позже.

Семейная гробница. Новая, пустая — всего один саркофаг. Саркофаг такой маленький, что это вызывает щемящее, тоскливое чувство. Хорошо, что крышка закрыла застывшее личико мертвой девочки. В крышку вставляют выпуклый щиток портрета — с него улыбается эта же девочка, но живая, с розовыми щеками и глазами, как у ее матери — большими, янтарно-карими. Очень живой взгляд, хорошая работа.

Мать и отец стоят, смотрят. Касаются руками лба, саркофага, пола гробницы. Синхронно, как в танце. Лица строгие, серьезные. Не плачут.

Еще позже. Обратный рейс.

Она опять не может заставить себя войти. Член экипажа подает ей руку, тянет, она стоит, упирается. Внезапно спрыгивает внутрь. Как и в прошлый раз, забивается в угол, закутывает голову шалью. Обвивает руки веревками, вцепляется в стенки, вдыхает — выдыхает.

Пассажиры прерывают беседу, смотрят в ее сторону. Пассажиров всего двое. Один, постарше, коренастый — в белой монашеской одежде. Второй, высокий — тот самый Аристократ.

Дальше

Полет, падение на остров. Рисовальщица выползает из опрокинутой корзины. У нее белое лицо. Кровь на щеке. Поднялась, стоит с видом человека, не понимающего на каком он свете.

Позже.

Поднимается по щебенке, шатается, подскальзывается, падает, встает. Подходит к распростертой фигуре монаха, хочет потрогать пульс у него на шее, но замечает, что у него размозжена голова; камни забрызганы содержимым его черепа.