Наряду с подобными связями штауфеновского государя с кругами высшей знати имперской Италии, в подтверждение чему могут быть упомянуты также маркграфы Маласпина, графы Бьяндрате или граф Гвидо Гуэрра, наряду со многими другими персонами[608]
, здесь должно быть уделено внимание группе выдающихся вассалов, также имевших при Барбароссе большое значение для политики Империи. Речь при этом идет о потомках вассалов Матильды Тосканской, которых обычно объединяют понятием «Матильдин вассалитет»[609]. Благодаря обширному владельческому комплексу великой графини они уже рано начали играть значительную роль в качестве носителей различных функций и как локальные сеньоры во многих частях имперской Италии, особенно в зоне Апеннин между Виа Эмилия и северо-западной Тосканой. Уже в период правления Лотаря III они выступили как самостоятельная по отношению к Империи группа, добивавшаяся при этом от императора поддержки в борьбе против поднимавшихся в то же самое время городских сил. При Фридрихе Барбароссе, с 1152 года и до начала семидесятых годов, достояние Матильды вместе со связанными с ним владельческими правами в принципе было выделено герцогу Вельфу VI, впрочем, государь постоянно акцентировал свой собственный сюзеренитет. Ввиду проалександровской позиции, занятой его вельфским дядей во время схизмы, Фридрих еще более усилил свое влияние в этой зоне. После того как герцог примерно в 1173 или 1174 году согласился на отступную плату взамен своих имперских прав в Италии, император в результате умелых дипломатических переговоров с папством сумел закрепить за собой эти владения, столь важные для утверждения позиций Империи к югу от Альп. Даже если дело и не дошло до окончательного урегулирования претензий, выдвинутых как со стороны римской церкви, так и со стороны Империи, Барбаросса все же не оставил сомнения в том, что рассматривает бывшее достояние Матильды в качестве интегрированной составляющей своего господства в Италии. Позднее, во время своего последнего итальянского похода (1184–1186 годы), он подчеркнул свои притязания не только тем, что обязал миланцев оказать ему военную поддержку при повторном овладении наследием Матильды. Император тогда еще и лично посетил болезненную зону в Апеннинах, к югу от Реджо и Модены, и посредством выдачи привилегий привязал к себе ряд важных представителей вассалов Матильды, таких, например, как Гарфаньяна и Версилиа в северных окрестностях Лукки.Итак, чтобы резюмировать проблему отношений Барбароссы с миром итальянской знати, нам останется констатировать, что к югу от Альп основания для господства знати были все же гораздо слабее и неопределеннее, чем в германской части Империи. Серьезного противника для знати на юге следует видеть не в конкурентах из ее собственных рядов и не в Империи: напротив, им определенно являлся мир коммун. Противодействие коммун давало повод искать помощи у имперских властей и стремиться обрести в них сильную политическую опору. Для Империи же, наоборот, связь с кругами знати хотя и составляла всегда один из возможных регулирующих элементов в борьбе различных сил, но все-таки именно только один из них, наряду с другими. Не в последнюю очередь то, что в своих властных и финансовых возможностях мир итальянской знати был гораздо более ограничен по сравнению с городами, привлекало государя в этой части Империи все же бесспорно именно к коммунам как к непосредственной основе для мероприятий, оформлявших его господство.
Обращение к комплексу связей Штауфена с общностью мирян, прежде всего знати, но также и близких к знати слоев, осталось бы, впрочем, фрагментарным, если бы мы не захотели привлечь и следующий характерный для эпохи общественный круг Его конституирование в период высокого Средневековья относится к наиболее выделяющимся феноменам социального подъема, наблюдаемого в эти столетия. Речь идет о министериалитете[610]
, который прежде всего в XII столетии все более обретает свои контуры и собственный профиль в общественной структуре Империи. Министериалы изначально были обладателями «службы»