Фридрих Барбаросса

Появление в Ульме итальянцев свидетельствовало об установлении связи с югом. Отныне знать, клирики и горожане с юга постоянно посещали штауфеновский двор, излагали здесь свои проблемы и просьбы, получали грамоты и тем самым усиленно обращали внимание нового государя на интересы королевства Италия^[104]

. Папа Евгений III был явно недоволен тем, что в сан архиепископа Магдебургского был возведен Вихман. Очевидно, он попытался оказать давление на Фридриха, передав с Вибальдом из Ставло сообщение о заговоре в Риме, участники которого по наущению ярого критика церковной иерархии Арнольда Брешианского якобы планировали самостоятельно избрать императора. Но король имел исключительно реалистичное представление о ситуации, коль скоро в этих римских происках он увидел не столько опасность для себя, сколько еще одну угрозу папству. В октябре 1152 года на хофтаге в Вюрцбурге было определено дальнейшее направление политики государя. Фридрих ловко использовал жалобы нескольких апулийцев, изгнанных королем Рожером Сицилийским, чтобы добиться от князей клятвенного обещания отправиться в ближайшие два года в итальянский поход ради коронации императора. Отношения с Вельфами становились все более тесными. Вельф VI получил в Вюрцбурге те позиции Империи в Средней Италии, которые Лотарь III уже передавал Генриху Гордому, наряду с маркграфством Тосканой и родовым имением графини Матильды, а также герцогство Сполето и княжество Сардинию. Несмотря на то что баварский вопрос из-за неявки Генриха Язомирготта рассмотреть не удалось, передача Генриху Льву наследства Винценбургов все же знаменовала важный успех территориальной политики Вельфов в Саксонии.

К концу года Фридрих направился на Запад, где в Трире отпраздновал Рождество. Когда он, намереваясь в силу своих территориально-политических амбиций передать верховенство над епископством Камбре графу Дитриху Фландрскому, потерпел поражение, с трудом предотвратив вооруженный конфликт между обоими претендентами, это показало предел и политических возможностей нового государя, и его способности настоять на своем. В начале следующего года король поехал через Эльзас в Бургундию, где во исполнение своего договора с герцогом Церингеном, заключенного год назад, он решил укрепить власть последнего в этой земле. Однако ситуация в корне изменилась. Уже на хофтаге, состоявшемся в июне 1152 года в Регенсбурге, князья высказались против военного похода не только в Венгрию, но и в Бургундию, а потому в начале 1153 года король оказался в бургундских землях фактически без войска. Но и здесь он показал свое дипломатическое искусство, сумев, очевидно, уладить разногласия между Церингеном и графом Вильгельмом Маконским, появившимся при дворе в Безансоне, тогда как герцог сопровождал короля только до Кольмара.

Еще поздней осенью 1152 года Барбаросса вновь активизировал переговоры с папой. После того как вопрос магдебургских выборов ощутимо нарушил первоначальное взаимопонимание, возникшие в Риме под влиянием Арнольда Брешианского планы радикально изменить положение и избрать своего императора снова исключили для обеих сторон, для короля и папы, возможность бездействовать. Видимо, и самого государя раздражали эти римские волнения, поскольку вскоре он послал к Евгению III графа Ульриха фон Ленцбурга — человека, которого один немецкий сторонник движения римских горожан в своем письме называл наиболее подходящим для переговоров с римлянами. На рубеже 1152 и 1153 годов с папой был заключен договор, который после его ратификации в Констанце в марте 1153 года обычно называли Констанцским. Видимо, обе стороны, король и папа, контактируя с римской городской оппозицией, страховались от того, чтобы противник не использовал подобные связи для собственной выгоды, так что позиции на переговорах были приблизительно равными. В самом договоре Штауфен обязался поддерживать римскую церковь против римских горожан, Рожера Сицилийского и возможной византийской экспансии в Италии, а также защищать церковь как ее фогт. Папа, со своей стороны, соглашался короновать императора, отлучать врагов Империи и выступать против упомянутых византийских экспансионистских устремлений. Если рассмотреть эти положения в их взаимосвязи, трудно не признать, что папство в тот момент добилось величайшего успеха. Тем не менее было бы грубой ошибкой делать из этого вывод, что позиции короля ослабли или даже были ущемлены — к тому же политическая действительность ближайших лет сделает многие пункты договора бессмысленными^[105].