В определенной степени его величие заключалось в необычном сочетании самоанализа и решительности; и в связи с тем, что он был разговорчив и неутомимо записывал свои мысли, оба эти качества можно исследовать. Как правитель, солдат и человек Фридрих непрерывно исследовал свои мысли и побуждения и одновременно действовал на политической сцепе своего времени в яркой манере, которая часто приобретала характер доминирования. Он всегда был уверен в себе, и его неудачи на полях сражений редко становились следствием слабоволия, нерешительности или растерянности.
В поведении Фридриха заметна противоречивость, это означает, что временами его деяния не соответствовали его же идеалам. Кроме того, противоречивость личности Фридриха неизбежно усиливалась его многословностью — когда столько пишешь, она непременно выявляется; юношеский идеализм и амбиции часто усмиряются горькими уроками опыта и прагматизмом. Теория и практика не всегда совпадают. Каждый его шаг или черту характера можно описать противоположными по значению словами. Для одного толкователя это дипломатическая гибкость, для другого — нечистоплотность; для одних — милая скромность и дружелюбие, для других — неприкрытое желание добиться одобрения. Однако если не разносторонность личности Фридриха, то его реальная политика и поведение достаточно изучены, и здесь обнаруживаются целостность и последовательность и как правителя, и как полководца, и как человека. А его здравый смысл почти всегда поразителен.
В первую очередь — суверен, правитель. Истина состоит в том, что Фридрих с годами понял глубинное несоответствие между идеалами Просвещения, так его сначала восхищавшими, и жестокими реалиями политического мира, в котором ему приходилось бороться и выживать. К тому же всегда существовал конфликт, так и не разрешенный, между его верой в реальные выгоды монархической автократии и устойчивой приязнью — столь же искренней — к правам и достоинству человека, идеалам Джона Локка, которыми он увлекался в юности, к идеалам, породившим американскую конституцию, но все это было совершенно чуждо ему с точки зрения политической практики. Фридрих признавал наличие конфликта. Он изучал свои обязанности и в теории, и на практике почти с того дня, как ему было позволено читать, обладал обширными знаниями в области европейской истории: король придет к мысли, что отсутствие таких знаний — огромный минус для любого, кто стремится воздействовать на ход европейских событий. И к моменту восшествия на престол Фридрих уже выработал принципы, которым будет следовать как правитель, причем главным образом самостоятельно, — тогда ему было двадцать восемь лет.
Главные из них — автократия и терпимость. Автократия, как он считал, означает эффективность и беспристрастность. Эффективность потому, что право принятия решений принадлежит одному ответственному лицу, монарху, который может решать и действовать с подобающей неотвратимостью и властностью; беспристрастность потому, что только монарх может регулировать, используя инструмент мудрых законов, поведение одного класса людей по отношению к другому и не допускать несправедливости. Фридрих понимал, что люди могут страдать под гнетом жестоких законов, но еще большие тяготы приносит беззаконие. «Мне предоставили кусочек анархии, чтобы я его реформировал», — писал король, принимая власть над прусскими территориями в расчлененной Польше. Он ненавидел анархию. Однако автократия, по Фридриху, не означала приверженности к деспотичной и беспринципной форме власти — тоталитарной и не связанной высшими моральными нормами. Напротив, его идеалом всегда был монарх-философ Платона, управляющий посредством мудрых законов, которым он тоже подчиняется, грубыми и противоречивыми порывами подданных. Еще в меньшей степени Фридрих считал пригодной концепцию некоего мистического союза между сувереном и народом. Его автократия была прагматична.
Второй принцип — терпимость, особенно в вопросах религии. Фридрих, истинный сын эпохи Просвещения, питал отвращение к тому сорту претенциозных достоверностей, которые могли привести последователей одного мировоззрения к насилию над представителями другого. Иногда его называли — и, когда было выгодно, он и сам так делал — защитником протестантской веры в Европе, но отношение короля к подданным различных вероисповеданий было одинаковым, дружеские связи с религиозной точки зрения — неразборчивыми, а широта воззрений не вызывала никаких сомнений. Фридрих великодушно относился к евреям и другим национальным меньшинствам. Он построил в Берлине первый со времен Реформации католический храм Святого Гедвига — его строительство было начато в 1747 году, затем приостановлено из-за отсутствия средств, и в ноябре 1773 года, к большому удовольствию папского престола, храм был наконец освящен; а рядом с ним Фридрих построил школу для детей католиков.