Фрилансер. Битва за будущее

— Вот только моё отличие от многих в этой стране в том, — ядовито продолжил я, — что готов подписаться за каждым словом! В любой момент времени, вне зависимость от задания редакции и конъюнктуры. Готов произнести их как в интервью любому каналу, так и сказать королеве в лицо — буду делать это с одинаковым жжением в груди и одинаковым отсутствием страха. Вы говорили гадости, но за вашими гадостями стояли ФАКТЫ. Сейчас принципиально не буду их интерпретировать, что-то вы осветили правильно, а где от себя накинули пару лопат дерьмеца на вентилятор, но даже в случае накидывания это были факты, а не домыслы. Теперь понимаете, почему вы здесь?

— Думаю, не совсем, сеньор Шимановский. — А это держащийся увереннее всех Пикассо.

— Сейчас мы с вами, в основном конечно вы, создадим бумагу, которая будет называться «Кодексом журналиста Венеры». Который будет обязательным к исполнению любым журналистом, как частником, так и организацией. Включая блогеров с более чем ста тысячами подписчиков. Свод правил, которому необходимо следовать. Днём, ночью. Во время политических встрясок или мира и глади. Республика у нас, монархия или теократия. Всегда. Универсальные правила, которые нельзя нарушать. Включая этическую составляющую. Теперь понятнее?

— О, теперь, кажется, да! — Один из преподавателей журфака. — Решили пойти по стопам англосаксов?

— Почему нет? — пожал я плечами. — Ведь есть множество вещей, которым не зазорно у них поучиться. Отнюдь не всё ими созданное так уж плохо и разрушительно.

В середине двадцатого века в Эстадос Юнидос были приняты первые «законы» для журналистов. «Законы» в кавычках потому, что они хоть и были прописаны, и доведены до каждого уважаемого работника сферы, но юридически не были внесены ни в одно законодательство. Однако более века эти правила тщательно соблюдались всеми заинтересованными сторонами в стране, так как тех, кто осмеливался нарушать, ждал остракизм. Их нигде не печатали, нигде не публиковали, этих людей не принимало ни одно профильное сообщество, и государство разрывало с такими любые контакты, спуская собак в виде налоговых и прочих проверок. На самом деле ничего запредельного в том кодексе не было, просто свод общих напрашивающихся по здравому разумению принципов, которые можно придумать, просто посидев за рюмкой чая, поразмышляв на тему, как сделать журналистику в государстве с человеческим лицом. В частности, главным был принцип, что нельзя порочить Америку, как государство. В Америке есть плохие люди, их поносить можно и даже нужно, но сама страна — понятие святое и сакральное! Отдельно нельзя порочить президента Эстадос Юнидос. Можно говорить гадости на него, как на человека, за что-то личное — но только не бросающего тень, как на функцию власти. Функция президента — святое! Нелюбимая сеньора историчка привела пример, как один из президентов в конце далёкого двадцатого века дал в рот какой-то шлюхе в президентском кабинете, и та заявила об этом на всю страну. СМИ смаковали эту тему, обсасывали, даже импичмент хотели провести, но по сути обсуждали личные качества мужика и его моральные принципы, а не то, как он проводит налоговую и бюджетную политику, куда тратит деньги и сколько войн начал. Нет, что касается работы президента — за кадром, обсуждаемо только гнида он или нет, что дал в рот какой-то шалаве будучи женатым, и что сделал это в сакральном месте, значащем для американцев куда больше, чем, например, наш кабинет королевы, в котором мы сейчас находимся.

В том своде были прописаны «наезды» по расовому признаку, национальному, этническому, что можно, а что нельзя говорить. Коснулись и тем морали, ругательств и детей — детям вообще было отведено достаточно много, ибо в середине двадцатого века их рассматривали как будущее нации, а будущее нужно тщательно оберегать, воспитывать молодое поколение не в разврате и гнилости, а в стремлении и самим стать лучше, гордиться собой, и сделать лучше страну. В общем, ограничители были расставлены везде, где только можно, ограничители грамотные, разумные, отнюдь не за гранью бодра и зла, без ущемления свободы выражения мнения. И всё это достаточно долго успешно работало, пока сама страна в какой-то момент не пошла в разнос. Но тут уже ничего не поделаешь — в рушащейся империи (любой) плевать на какие бы то ни было законы; когда человеческое общество скатывается на первобытный уровень, в людях не может возникнуть ничего иного, кроме как первобытные же дикие инстинкты. Так вот мы сейчас в противофазе — нам надо выходить из дикости и писать правила, по которым, возможно, будут жить и работать несколько поколений потомков.