Фривольные письма

В машине, почувствовав себя в безопасности, я достала журнал и уставилась в него. Пока я сидела там, оставив двигатель работать на холостом ходу, меня осенило – ведь у ресторана работал не один фотограф, то есть мои фото могут напечатать и в других газетах? А если меня сняли с других ракурсов и меня можно узнать? Обычно, возвращаясь в машину, я всегда испытывала облегчение, но сейчас я вдруг почувствовала приближение такой же паники, как перед входом в супермаркет или другое людное место.

В Вермонте было полтретьего ночи, но в Калифорнии – только полдвенадцатого. Гриффин – полуночник, поэтому я откопала телефон и позвонила. Он ответил после первого же гудка.

– Привет, малышка. Ты припозднилась.

Стоило мне только услышать его голос, как мои плечи расслабились. Я вздохнула.

– Привет.

– Все в порядке?

– Я только что ездила в супермаркет.

– Ох. Как все прошло? Что за ерунду ты увидела сегодня ночью?

Я забыла, что рассказывала ему о разных странностях, которые наблюдала во время своих полуночных поездок. Хотя то, что я увидела сегодня ночью, превзошло все остальное.

– Я увидела свою фотографию – нашу фотографию – в National Enquirer.

Гриффин зашипел.

– Дерьмо. Черт бы побрал этого Марти Фостера.

– Кого?

– Одного из фотографов, которые были в ресторане. Я попросил своего помощника связаться с другими и выкупить сделанные ими снимки. Но Марти не захотел отвечать на наши звонки. Я надеялся, что он отмалчивается, потому что ему не удалось сделать хороший снимок и ему нечего продать. Боюсь, я ошибался. – Слыша его голос, я представила, как Гриффин проводит рукой по волосам. – Прости меня, Лука. Я пытался.

– О боже, не будь смешным. Это не твоя вина. Не могу поверить, что ты выкупил другие фотографии. Я даже не подумала, что ты способен на это.

– В этом городе многое можно за деньги. Папарацци все равно, кто купит их работу, лишь бы заплатили. Кроме того, я предложил им больше, чем они получили бы от бульварных изданий, поэтому трое других с радостью продали их мне.

– Так мило, что ты сделал это. Но, в сущности, в этом нет необходимости. Я не хочу, чтобы ты сорил деньгами из-за подобной чепухи.

– Лука, деньги, потраченные ради того, чтобы ты была счастлива или меньше волновалась, потрачены не зря.

Моя тревога слегка утихла.

– Спасибо тебе, Гриффин!

– Не стоит благодарности. Просто я стараюсь позаботиться о моей девушке.

При словах о моей девушке я глубоко вдохнула и выдохнула, стараясь забыть о National Enquirer.

– Так я разбудила тебя? Чем ты занимался?

– Нет. Сегодня вечером у меня собралась небольшая компания. Пришли парни из моей группы. Днем мы завершили альбом и отмечаем это событие. Планировалось, что мы закончим его завтра, но мы смогли добить его на день раньше.

– О, здорово. Поздравляю. Это удивительно. Наверное, ты счастлив.

– Да. Я очень доволен тем, как все вышло.

– Замечательно. Но я отпускаю тебя. Я не знала, что у тебя гости. Голосов совсем не слышно.

– Я вышел на задний двор, когда увидел твой звонок. Уверен, мне зададут хорошую взбучку, когда я вернусь.

– Они станут дразнить тебя?

– Они называют меня затраханным.

– Затраханным?

– Как подкаблучник. Видимо, это распространенное выражение в Америке. Оно означает, что твоя женщина держит тебя на коротком поводке.

Я засмеялась.

– Я знаю, что это означает. Только мне интересно, почему они тебя так называют?

– Обычно, когда мы заканчиваем турне или завершаем запись, мы устраиваем большую вечеринку. Но сегодня вечером я не был настроен на безумства, поэтому пригласил парней, но попросил их прийти без женщин. И теперь я разговариваю с тобой по телефону.

– Ты не захотел, чтобы они пришли с подружками?

– У них нет подружек, Лука. Вечеринку устраивают для того, чтобы напиться с кучей фанаток и пригласить стриптизерш.

– Ой.

– Как бы то ни было, сегодня ночью здесь только парни.

– Тогда я должна отпустить тебя.

– Нет… лучше разговаривать с тобой, чем слушать их истории. Каждую из них я слышал уже с десяток раз. Когда месяцами разъезжаешь на автобусе с одними и теми же людьми, неизбежно выслушиваешь одно и то же дерьмо.

Я улыбнулась.

– Наверняка.

– Итак, скажи мне… Как ты справилась, впервые увидев свое лицо на страницах желтой прессы?

Впервые.

– Вероятно, я слегка перенервничала.

– Ко всему привыкаешь.

Я была так захвачена своей реакцией, что без конца думала о том, как должен чувствовать себя Гриффин, встречая свои изображения повсюду. Меня напечатали в бульварном журнале только потому, что я была с ним. Это была лишь крупица того, через что ему, вероятно, приходилось проходить каждый день.

– Как ты справляешься с этим?