Фронтовая юность

Еще перед наступлением на Смоленск Петру Викторовичу Додогорскому присвоили звание полковника. И теперь, с наступлением холодов, он сменил видавшую виды фуражку на папаху. Казалось бы, незначительная деталь, но однополчане восприняли это как знак внимания к полку. «Командира повысили в звании, — рассуждали бойцы, — значит, и нам оказана честь».

Командир полка был взыскателей и строг. Упущений по службе не терпел, но все хорошее замечал, ценил людей, их инициативу, усердие. О подчиненных заботился по-отечески. И люди тянулись к нему.

Агитатор полка старший лейтенант Владимир Владимирович Залесский проводил семинар с агитаторами взводов и батарей. Узнав об этом, Додогорский внес коррективы в свой рабочий план, отложил до вечера совещание с хозяйственниками. Он внимательно слушал агитаторов, делившихся опытом работы среди бойцов (речь шла о воспитании у личного состава ненависти к врагу), затем рассказал о зверствах гитлеровцев.

— После освобождения Ржева, — начал Петр Викторович, — был я в составе Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. В Вязьме, Гжатске, Ржеве и Сычевке по приказам командующего четвертой немецкой армией генерал-полковника Хейнрица и командующего девятой армией генерал-полковника Моделя погибли тысячи ни в чем не повинных советских людей. Это по приказу командира двадцать седьмого армейского корпуса генерал-майора Вейса комендант Ржева майор Куртфельд установил на центральной площади виселицы. Здесь были повешены десятки мирных жителей. Несколько тысяч человек были расстреляны только за то, что они советские люди.

Додогорский вынул из полевой сумки исписанные чернилами листы бумаги:

— У меня сохранились записи злодеяний, совершенных гитлеровцами в Ржеве. Слушайте, запомните и бойцам об этом расскажите!

И он с каким-то особым волнением, присущим человеку, который глубоко прочувствовал сам, начал читать:

«20 марта 1943 года в доме номер сорок семь по улице Воровского были обнаружены убитые фашистами три женщины и трое детей. В соседнем доме обнаружена замученная гитлеровцами семья Садова. Садов и его жена расстреляны. Дочь Рая — двенадцати лет — заколота штыком, сын Валентин убит выстрелом в правый глаз, восемнадцатилетняя дочь Зинаида изнасилована и задушена, пятимесячная дочка Катя убита выстрелом в висок.

А что они сделали с городом? Из пяти тысяч четыреста сорока трех зданий более или менее сохранилось только четыреста девяносто пять. Фашисты разрушили и сожгли драматический театр, кинотеатры, краеведческий музей, дворец пионеров, центральную библиотеку, три клуба, двадцать две начальные и средние школы, двадцать один детсад, учительский институт, планово-экономический и сельскохозяйственный техникумы, фельдшерско-акушерскую школу, больничный городок, электростанцию и многое другое. Приведено в негодность железнодорожное хозяйство и подвижной состав. Оборудование промышленных предприятий вывезено в Германию. Фашисты взорвали железнодорожный мост через Волгу и пять мостов через реку Холынка.

Перед отступлением фашисты согнали в Покровскую церковь более двухсот мирных жителей, наглухо закрыли двери и пытались взорвать церковь и людей. Только стремительное наше наступление помешало им осуществить свое черное дело»[4].

— Товарищи! — воскликнул Додогорский. — Руины Ржева, Смоленска зовут нас вперед. Придет время — предъявим Гитлеру счет и за другие города.

…В течение последующих двух дней в результате ожесточенных боев полк занял деревни Ольша, Борок, Пронино, Ракитня, Терпилово. Затем мы вышли на реку Березину, с ходу форсировали ее и на западном берегу овладели деревней Комиссарово.

Утром 28 сентября 1943 года, перерезав автомагистраль Москва — Минск, полк остановился в небольшом леске. Бойцы получили возможность немного отдохнуть, а главное — обогреться у костров, посушить шинели, переобуться.

Мы с заместителем комбата по политчасти капитаном Петром Кузьмичом Згоржельским разместились под развесистой елью. Рядовой Алеша Васюков пытался разжечь костер. Подошли саперы. Среди них инженер полка старший лейтенант Михаил Сорокин, его помощник — старший лейтенант Лукин. Здесь же оказался и автоматчик Степан Головко. Свалив с плеч тяжелый вещмешок, он объявил:

— В мешке картошка.

— Вот будет пир! — воскликнул Васюков и, накинув на себя плащ-палатку, принялся высекать из кремня искру. Задымил фитиль. Раздувая его, Алеша достал из кармана гимнастерки припасенный кусочек сухого мха. Вскоре заиграл светлячком огонек, и пламя жадно охватило смоляные сучья. Вокруг костра мы уселись тесной стайкой. Никто из нас уже трое суток не ел горячего, и теперь мы предвкушали аромат печеной картошки.

Алеша принес еще охапку валежника и только хотел подбросить в костер, как раздалась команда:

— По щелям!

Сделав рывок, я устремился за Згоржельским и тут же упал плашмя на него в полуразвалившейся траншее. На меня всем телом навалился Алеша. Взрывная волна больно отозвалась в висках.

— Вы живы, товарищ лейтенант? — спросил Алеша.