Фурии

– Сегодня около пяти часов утра в полицию поступил звонок с вызовом в данный район для расследования того, что предположительно оценивалось как домашнее насилие. На место отправилась группа, которая, войдя в дом, была потрясена при виде жертвы варварского преступления, которое, несомненно, отзовется болью в сердце каждого жителя нашего мирного города. – Он стер со лба пот. – Мы призываем всех жителей этого района сохранять спокойствие и сделаем все от нас зависящее для поимки преступника, проверим все версии. – Он глубоко вздохнул, слегка откашлялся. – На данный момент мы можем лишь подтвердить, что жертвой убийства стал хозяин этого дома, пятидесятипятилетний Мартин Холлуэй.

Я откинулась на спинку кресла, с трудом подавив позыв к рвоте. Снова закрыла глаза, почувствовала, как затылок утопает в подголовнике, попыталась вникнуть в доносящиеся с экрана слова.

– Хотя на столь ранней стадии расследования мы, разумеется, утверждать ничего не можем, кое-что указывает на ритуальный характер совершенного убийства. В настоящее время мы пытаемся установить местонахождение дочери мистера Холлоуэя, семнадцатилетней Грейс, которую никто не видел со вчерашнего вечера. Мы не исключаем возможности похищения и не откажемся от этой версии, пока не убедимся в том, что мисс Холлуэй находится в безопасности. Грейс, если вы сейчас нас слышите, свяжитесь, пожалуйста, при первой возможности с местным отделением полиции.

Я знала, что ее не похитили. Исключено.

– Из этого все равно ничего бы не вышло, – прошептала она тогда в разговоре с Алекс, думая, что я сплю.

– Вышло бы, если выбрать правильный момент, – возразила Алекс.

Обе они словно воображали себя персонажами пьесы, разыгрываемой в театре абсурда. Впоследствии выяснилось, что так оно и есть. И к стыду своему вынуждена признать, что я оказалась на той же сцене.

Прошло еще двадцать четыре часа, прежде чем нашли Робин. Она по-прежнему раскачивалась на качелях, волосы пропитались росой, пальцы впились в цепи.

Обнаружил ее по дороге в школу, возвращаясь из дома за забытыми ключами, привратник; не забудь он ключи, она могла прокачаться на качелях все лето; кожа ее постепенно сходила бы слоями, плоть гнила, кости растрескивались. Я до сих пор, бывает, задаюсь вопросом: избавила бы я ее по крайней мере от этого позора? Хотелось бы думать, что так, но честно говоря – вряд ли.

Зазвонил телефон – он все еще стоял на верхней площадке лестницы. Я упорно не отвечала, пока не заложило уши.

– Да?! – рявкнула я в трубку.

– Вайолет Тейлор? – Голос из прошлого, тот самый журналист.

– Да, и что дальше? – как и в прошлый раз, ответила я.

– Это Дэниел Митчелл из «Ивнинг ньюз». Я уже звонил вам. Хотел поговорить о вашей подруге, мисс Адамс.

В голове что-то щелкнуло; ожило какое-то воспоминание. Голос напомнил о плакатах на стене, о глазах в окне.

– Как, вы сказали, вас зовут?

– Дэниел Митчелл. Из «Ивнинг…»

– Минуточку, Дэнни Митчелл? Как тот самый, что живет в соседнем доме?

– Это моя бабушка, кажется, живет в соседнем с вами доме, – запнувшись ответил он. – Я там больше не живу.

– Кажется?! Какого хрена, что за игру ты затеял, Дэнни?

– Я репортер. Из «Ивнинг…»

– Ну да, ну да, из «Ивнинг ньюз», это понятно. Но ради всего святого, сколько тебе лет, мальчик? Двенадцать?

– Восемнадцать. Я там… на практике.

Я засмеялась, сообразив, в чем промахнулась. Ну да, конечно, он все знал про моего отца. Он тогда жил по соседству.

– О господи, Дэнни.

– Дэниел, – холодно поправил он. – Начальство говорит, что, если я справлюсь с заданием, меня возьмут в штат.

– Что ж, удачи. Но больше мне не звони.

Я швырнула трубку на рычаг, выдернула шнур из розетки и вернулась в кровать, не находя себе места, с горящими щеками.

Шумиха в прессе нарастала по восходящей; во всех до единой газетах я видела ее фотографии, рисунки, изображающие улыбающуюся девушку со щербинкой во рту.

«Трагическая утрата юного дарования» – гласил один заголовок. «Вторая смерть в привилегированной женской школе», – оповещал другой. «Тайна девушки на качелях» – третий.

А я не двигалась с места, ожидая, что принесет судьба.

Полиция, потрясенная уже не одной, а двумя загадочными смертями, не говоря уж о до сих пор не раскрытом убийстве Эмили Фрост, проводила лишь рутинное расследование касательно возможных причин гибели Робин. Ни на что другое она не была способна: сказывалась слабая подготовка и отсутствие опыта. Обычная токсикологическая экспертиза показала наличие наркотиков в крови, но далеко не в смертельной дозе. Не смертельной, но достаточной: достаточной для прессы, чтобы превратить ее смерть в историю обреченной молодости. Она больше не была одаренной многообещающей ученицей, ожидающей, что весь мир окажется у ее ног. Теперь это было «безумное дитя», вовсе не так уж поглощенное учебой, – на телеэкранах то и дело появлялось лицо Ники, печально повествующей городу и миру о том, как она пыталась спасти подругу, уговаривала принять помощь, «выбрать другой путь». Робин, несчастная Робин: смерть, которую можно было предотвратить, урок, который следует усвоить.