В большинстве своем слушатели курсов были молодые рабочие, не связанные еще с революционным подпольем, с нелегальными кружками. Все, о чем говорилось на лекциях, было для них откровением, будило свежие мысли, воспитывало критическое отношение к действительности. Правда, приходили сюда и большевики-подпольщики: Василий Степанов, Мария Икрянистова (по партийной кличке — Труба). Они охотно посещали курсы, в особенности лекции молодого, горячего Фурманова.
Мария Труба (впоследствии непременная участница всех наших фурмановских вечеров) вспоминает:
«Впервые я встретилась с Дмитрием Андреевичем Фурмановым в 1916 году в городе Иваново-Вознесенске, где я работала ткачихой на текстильной фабрике… Фурманов стал моим первым учителем. Это он научил меня держать в руках карандаш, писать, считать столбиком. Он хорошо понимал, как важно для рабочих просвещение… он пользовался большим уважением в рабочей среде…»
Именно в эти предреволюционные дни Фурманов возвращается к своему стихотворению «Пробуждение великана», делает его более действенным, более призывным, зовущим на борьбу.
Он читает переработанное стихотворение на студенческой вечеринке, знакомит с ним и некоторых более близких ему слушателей курсов, в частности и Василия Степанова и Марию Трубу.
Старая ткачиха рассказывала нам, как звенел голос Дмитрия, когда он вдохновенно декламировал:
«В тот вечер я сказала Василию Степанову: «Слушай, Василь! Он еще не член партии, этот студент. Но душой он уже с нами. Он еще много добра сделает для народа…» И я не ошиблась…»
А Фурманов всем сердцем, всеми помыслами своими тянулся к революции. Он уже окончательно решил, что призвание его — литература. Но больше всего страшился оказаться лишним на этом избранном литературном пути.
«Литературный путь, вообще путь творческий, вынес на себе и Горького и Шаляпина… Вход никому не закрыт… Путь ослепительный. И на нем особенно тяжко, почти невыносимо признать себя случайным гостем…»
1 марта (по старому стилю) пришли в Иваново-Вознесенск первые вести о Февральской революции.
«Ходят слухи, как волны в море, — в тот же день записал Фурманов, — будоражат, волнуют могучую зыбь. Где-то там, в далеком, чужом Петербурге, совершается родное — там революция. Поднялся народ, а с ним — четыре полка. Это особенно сильное обстоятельство, оно ходит из уст в уста, передается с жаром, многозначительным тоном — войско идет с народом!
…Все ждут. Напряжение величайшее. «Перейдет в Москву, подымется белокаменная, а там и мы пойдем», — говорят обеспокоенные.
…Пока тихо. Но уже так накалилось кругом, так стало душно, что гроза неминуема. Теперь уж никто не сомневается в том, что она будет. Спрашивают другое: когда? Так спрашивали прежде, а теперь еще выразительней: в какой день. Ждут, когда пламя перебросится и зажжет горючие материалы… Беги, стремись, волна. Я знаю, что ты и меня увлечешь с собою…»
А на другой день… свершилось. Рабочие Иванова с утра остановили все фабрики. Торговцы и лабазники заперли магазины. Черносотенцы в страхе попятились.
Улицы и площади заполнены народом. Повсюду красные флаги. Песни.
В первых рядах манифестантов Дмитрий Фурманов со своими друзьями.
Вместе с другом Михаилом Черновым Фурманов бежит на курсы. Какие уж там сегодня занятия!.. Высокие слова о революции претворяются в дело. Фурманов и Чернов вывешивают объявление:
«По случаю великих событий, происходящих в России, занятия прекращаются до воскресенья».
«Настроение таково, что дух захватывает. В Петербурге арестовано правительство. В Москве начальник военного округа Мрозовский заперся с частью полиции в Кремле, но принужден был сдаться. Отовсюду мчатся беспокойные боевые вести. Люди ходят с восторженными, вдохновенными лицами. Готовятся к великому празднику России. Полицейских нет — все попрятались. Все заволновалось, заходило, словно в морской качке. Рушится старое зло, родится молодая свободная Россия…»
Революционные события в Иваново-Вознесенске развиваются. Местный полк целиком перешел на сторону народа Фурманов становится летописцем революции.
Со свойственной ему пунктуальностью каждый вечер он записывает в свой дневник впечатления свои о всем происшедшем за день.
«Жандармы и полиция обезоружены. Совершилось небывалое в летописях событие: 15 человек полицейских во главе с полицеймейстером, осененные пятью красными флагами, подошли к думе с громкой, возбужденной «Марсельезой». У них на груди красные бантики, на устах — слова равенства, братства, а главное, свободы. Но, конечно, им никто не верит… На лицах у всех светлый праздник, и не простой праздник — а именно светлое воскресенье, когда уж греют солнечные лучи, когда говорит без умолку пробужденная природа…»