G.O.G.R. (СИ)

Всё, настал Колин звёздный час, а «компьютерный» сыщик-оборотень Артерран засядет надолго в сырой и тёмный каземат. Страшные сновидения потихоньку оставляли Колю и отползали во мрак тёмной ночи. Звенящие слова: «Ты — ВОР! ВОР! ВОР!» потихоньку умолкали. Коля приходил в себя и уже мог анализировать окружающую его обстановку. На столе следователя, около телефона стояла искалеченная пулями банка корма для кошек «Пушок». Настоящий следователь и «недомент» Пончик глазели не на Колю, а на эту банку и что-то бормотали друг другу. Милицейские «звероловы» наверняка ждали, когда Коля вынырнет из «собственного пупка» и поэтому переговаривались между собой.

— Они в этот корм сырой перловки набили, — вещал настоящий следователь, подозрительно косясь на пострадавшую банку. — Барсик у меня есть не стал. Пришлось собаке дворовой выкинуть — да и та не съела.

— Я всё скажу! — взвизгнул Коля, прервав обсуждение вкусовых качеств корма для кошек «Пушок» и заставив «звероловов» повернуться в свою сторону.

— Очухался! — довольно определил настоящий следователь, окинув пойманного Колю оценивающим взглядом.

— Я всё скажу! — повторил Коля, а настоящий следователь с акульей алчностью склонился над бланком протокола.

Пончик продолжал сверлить поверженного Интермеццо своими хищными глазками — конечно, ведь «заметённый» сейчас начнёт «колоться»!

Коля открыл рот, намереваясь рассказать им всю правду про Генриха Артеррана. И тут, неожиданно его язык повернулся и сам собою выдал:

— Я сам! — изумив и «звероловов» и самого Колю.

— Что — сам? — удивился настоящий следователь Серёгин, оторвав взгляд от протокола и переместив его на скорчившегося на стуле Николая. А Пончик просто выкруглил глазки.

Николай помимо своей воли бормотал несусветную чушь:

— Сам застрелил… И похитил сам… И в подземелье отправил, чтобы гнили… Я — маньяк… — немилосердно оговаривал Колю его «заколдованный» язык.

Колины показания звучали, наверное, чрезвычайно нелепо, потому что следователь Серёгин шваркнул ручку на бланк протокола и вопросил:

— Ты что тут буровишь?

Коля хотел закричать, что всё это неправда, а правда в том, что…

— Я говорю правду, — изрёк Колин (или уже не Колин?) предатель-язык.

Пончик взял со стола кривую банку с кошачьим кормом и с задумчивым видом Диогена вертел её в руках.

— Кажется, ему необходим «врач-оккультист», — заключил Серёгин, в упор посмотрев на несчастного Колю. — Все, кто связался с Тенью, получают от него выборочный гипноз…

Да, что ни говори, а Генрих Артерран хорошо поработал над Колиным мозгом. Сейчас, здесь, на допросе в милиции Коля не мог даже шевельнуться невпопад, а делал только то, что предписывал ему коварный выборочный гипноз — сидел и нагло врал. Пётр Иванович решил наслать на жертву гипноза «Мефистофеля Фаустовича» Лисичкина — авось «расколет»? Хотя Лисичкин до сих пор не мог справиться с Шубиным.

Колю не стали водворять в психушку. Пётр Иванович опасался, что его, как архиважного свидетеля могут оттуда выкрасть, и поэтому оставил Светленко в изоляторе. А «врача-оккультиста» к новому пациенту пригласили «на дом», то есть, в камеру.

Глава 112. Анна сбежала из капкана

Едва Казаченко уволок Колю в изолятор, Пётр Иванович позвонил Подклюймухе и велел ему выставить дружинников около дома, где проживает бабушка Анны Лютченко.

— Как только она появится, — говорил Серёгин. — Пускай отзвонятся, но не хватают — мы быстро приедем.

У участкового Подклюймухи сегодняшний день выдался каким-то необычайно свободным. Нарушители не попадались, и Подклюймуха занимался тем, что наряжал старой мишурой низенькую и лысоватую ёлочку — готовился встречать Новый год. Когда ему позвонил Серёгин — Подклюймуха живо встрепенулся, покинул ёлочку и отправил на «секретное задание» пятерых дежурных дружинников. Те пошли с радостью, потому что до этого они прозябали на пустующих стульях для посетителей, зевали, и один даже заснул.

Дружинники расположились во дворе многоэтажки, где на девятом этаже проживала старенькая сладкоежка-бабушка Анны Лютченко. Двое стали у подъезда, делая вид, что обсуждают компьютерные игры, двое других «оккупировали» лавочку и взяли в руки пивные бутылки, наполненные простой минералкой. Один делал вид, что дремлет в машине. Во дворе, в беседке, среди нарядов для кукол Барби сидели три девочки. Две были помладше — класс, наверное, второй, а третья — старшенькая — в пятом, может быть. Сначала девочки играли — делали вид, что Барби пришла в гости к Кену и увидела там другую Барби. Кен в лице старшенькой девочки «оправдывался» и говорил, что вторая Барби никакая не Барби, а его новая домработница. Две Барби по игрушечному набросились друг на дружку и принялись обзываться и драться. А вслед за куклами поругались и сами девочки. Ругались две младшие, а старшая просто сидела, смотрела в пространство и ждала, когда же, наконец, это закончится.

— Свинья! — взвизгнула одна девочка.

— Переводишь на другого — не забудь, что ты — корова! — возразила вторая, с длинной беленькой косичкой, которая выглядывала из-под яркой шапки.