— А я правду говорю! — невозмутимо отпарировал Игорь Поливаев. — Что же это за демон-то без рогов?
— А что, если очеловечить немного вашего «демона»? — предложил Поливаеву Серёгин, разглядывая начерченное на листе «исчадье ада», которое выпросталось из пропитой фантазии «свидетеля». — Убрать эти уши торчком, да и клыки тоже ни к чему, да и змеиный язык можно стереть…
— А он такой был, вот вам крест! — не унимался Поливаев, подскакивая вместе со стулом. — И я был не пьяный!
Серёгин вздохнул и положил сюрреалистический «шедевр» Поливаева на стол Карандаша.
— Попробуй, всё-таки, очеловечить, — сказал Пётр Иванович художнику. — Посмотрим, что получится.
Карандаш снова принялся колдовать над «милиционером Геннадием»: освободил его от змеиного языка, удалил клыки и опустил уши. Потом ещё — поменял причёску с пекинесовой на человечью, «сбрил» козлиную «дьявольскую» бородку и «выщипал» кустистые чернющие брови, заменив их обычными.
Поливаев, конечно, вносил коррективы, но Карандаш теперь слушал только разумные, вписывающиеся в рамки человеческого образа. И пропускал фразочки типа:
— Чешую не забудьте!
— Кажется, пятачок у него на носе́ торчал!
И:
— Крылья, крылья-то прилепи ему на зад! А то, как же он без крыл-то летает?
— Во, теперь точно — катит! — возликовал вдруг Поливаев, тыкая пальцем в монитор компьютера. — Он, мужик!
Серёгин оценил результат. Странное дело: Поливаевский «мужик», растеряв демоничность и обретя человеческий вид, стал подозрительно смахивать на…
— Ой, да это же Мильтон! — Сидоров озвучил догадку Серёгина предельно точно и ясно. — Только очков не хватает и улыбки такой, во! — сержант принялся зубоскалить, стараясь показать американскую улыбку «вечной коммуникабельности».
— Понял, — кивнул Карандаш и тут же надвинул на получившееся лицо прямоугольные интеллигентные очки и немного растянул рот именно в той улыбке, которую тщетно пытался изобразить Сидоров.
— Катит, катит! — радовался Поливаев, словно ребёночек, получивший леденец. — Только вот, крылья надвинь — точно он будет — как пить дать, зуб даю!
— Так, значит, ваш «мужик» был в очках? — уточнил Серёгин.
Поливаев задумался, наморщив невысокий лобик.
— Нет, — сказал он, завершив мыслительный процесс. — Очки снимите. Тогда покатит, зуб даю, как пить дать, мужики!
Пётр Иванович и Сидоров были удивлены и даже ошарашены таким поворотом дела. Это что же получается? Американец Мартин Мильтон, представитель совета директоров международной корпорации «Росси — Ойл», спасает от киллеров секретаршу Сумчатого и Чеснока, спрыгивает с четвёртого этажа и представляется «милиционером Геннадием»?! Глупости какие! Но всё-таки не с потолка же его взял этот Поливаев! Он, хоть и алкаш, а знает, что говорит… Надо бы поспрашивать о нём у «населения» изолятора — может, узнают?
Казаченко и Сидоров снова занялись тем, что приводили и уводили пойманных «Королей» и «Динозавров», а Серёгин по очереди показывал им «Поливаевского мужика». Каждый из них снова отвечал по-своему.
Ведеркин:
— … - и пожимание плечами.
Крекер:
— Не тусовался.
— Додик:
— Не знаю, но по морде — авторитет.
Уж:
— Да и этого гуся́ я не жмурил, харэ мокруху вешать!
Сумчатый:
— Крот!
Серёгин не стал разговаривать с Сумчатым — ему хоть кого покажи и каждый будет — «крот».
Чеснок:
— Крот!
А вот, Чесноком Серёгин заинтересовался: Родион Робертович был куда рассудительнее мягкотелого моллюска Сумчатого. И поэтому Петру Ивановичу показалось, что он кого-то в этом фотороботе узнал.
— И что же это за «крот»? — переспросил Серёгин.
— Ой, — ойкнул Чеснок. — Где-то я его видел… Кажется, в «Росси — Ойле» вертелся… Но вы же знаете, как они там колдуют! У них какой-то «Хогвартс», а не корпорация! Они на меня порчу навели-и!
Поняв, что Родионом Робертовичем овладевает истеричная паника, Пётр Иванович решил, что пора прекратить его мучить и увести в спокойный и лишённый стрессов изолятор.
Потом был Кашалот:
— Крот!
Пётр Иванович уже наелся «кротами», поэтому и Кашалота тоже удалили.
Но больше всех отличился в показаниях Утюг:
— Тень!
— Те-е-ень?? — в один голос опешили Серёгин и Сидоров, а Серёгин едва не упал назад вместе со стулом.
Утюг, слегка напуганный реакцией на свои слова, похлопал глазами и изрёк:
— Ну, да, вот, похожий, только прича другая у Теня́ была, а так он — Тень… А может и не Тень, а мент ваш какой-то, — Утюг поскрёб макушку и заключил: — Не знаю.
— Так, Тень, или «не знаю»? — не унимался Сидоров, кружа по кабинету вокруг стула Утюга.
— Тень, — буркнул Утюг. — Или… «не знаю»… Не знаю.
Кажется, что Утюг врёт. Любит он врать. Вообще, Утюга лучше было бы и не спрашивать. Серёгин сделал запрос по всем донецким отделениям милиции разыскать сотрудника с данной внешностью, а потом — они с Сидоровым снова отправились в Пролетарский район: закинуть домой Поливаева и навестить Подклюймуху.
Поливаев требовал часы.
— Они мне по закону положены! — визжал он, пока ехал с Серёгиным и Сидоровым в служебной машине. — Я помог бандита найти? Помог! Часы давайте!
Уже все уши прожужжал!