G.O.G.R. (СИ)

— Но сегодня он так злился, — продолжала Эмма. — Что смахнул всё в ящик стола и ушёл. Не знаю, какая муха его укусила…

Гопников не слушал более, как эта наивная и глупая лаборантка жалуется на дьявола. Он приблизился к письменному столу, что торчал посреди залитого светом пространства лаборатории и первым делом выдвинул самый верхний ящик. Ящик был не заперт и заполнен доверху какими-то мятыми бумагами. Гопников схватил самую верхнюю, измятую в шар, и развернул её. Да, это был один из отчётов Артеррана, где он описывал… поведение лабораторных мышей, которых у него и в помине не было, наверное, с самого начала работы. Гопников впихнул эту бумагу обратно в стол и достал другую. Но и там Генрих Артерран писал только про своих несуществующих мышей.

— Не читайте это, — возник за спиной Гопникова голосок Эммы. — Он только про мышей пишет и пообещал мне, что застрелит меня, если я кому-нибудь скажу, что у него нет мышей.

— Понятно… — буркнул Гопников и с шумом задвинул ящик назад.

На глаза ему попался шкаф с пробирками, который Артерран забыл запереть. Его непрозрачная дверца была заманчиво приоткрыта, словно бы говорила заискивающим и опасным голоском: «Давай, открой меня и возьми то, что за мной стоит!». Гопников ни за что не взял бы ничего из того, что стояло в этом шкафу, потому что Генрих Артерран мог обвинить в этом кого угодно, а скорее всего под раздачу попала бы Эмма. «Ты должен продемонстрировать мне действие препарата!» — громыхнули в голове слова Никанора Семёнова, а испуганный мозг добавил: «Или тебя ждёт… суд/пытки/расстрел!!!». Гопников тяжело, словно бы ноги налились неподъёмным свинцом, отвалился от стола и потащился к приоткрытой дверце шкафа. За ней в шеренги выстроились пробирки, наполненные какой-то жидкостью. В одних было нечто прозрачное, другие — наполнены чем-то бордовым, третьи — являли сквозь прозрачные стенки голубоватую густую субстанцию. Взять одну из них — всё равно, что подписать смертный приговор себе и ни в чём не повинной девушке Эмме. Каждая пробирка несла на себе номер — Генрих Артерран обязательно заметит, если какой-то из них не окажется на месте. Гопников воровато огляделся по сторонам. Эмма стояла спиной к нему, у клетки с мелкими шумными макаками и кормила их какими-то фруктами. Она не видит его. «Продемонстрировать действие препарата!» — требование Никанора Семёнова сверлило мозг Гопникова. Гопников огляделся ещё раз, а потом — быстро схватил первую попавшуюся пробирку и отпил из неё глоток. В пробирке была налита некая горькая гадость. Гопников почувствовал, как она обжигает ему всё: рот, пищевод, желудок… Нет, это не виски, не коньяк, и даже не русская водка. Это скипидар какой-то, ацетон, дихлофос… У Гопникова подкосились коленки и потемнело в глазах. Он издал непроизвольный звук:

— Ой-ё!

И, подавляя мучительную тошноту, на четвереньках пополз прочь, не видя даже, куда ползёт. Уши забила плотная вата, и сквозь неё он слышал, как тоненьким голоском вопила Эмма, стараясь поднять его под мышки. Гопников хотел сказать ей, что с ним всё в порядке, но из горла вылетело только:

— Шшшш…

— Что с вами?? — неслось откуда-то с луны, или из другого города, хотя Эмма была тут, и кричала, чуть ли не в ухо.

На миг Гопникову показалось, что он умирает — ведь могло быть и так, что Генрих Артерран, опасаясь того, что кто-нибудь украдёт его разработку, подсунул между своими образцами какой-нибудь мышьяк…

Гопников привалился спиной к холодной гладкой стене. Он не знал, сколько времени он так посидел, пугая Эмму, однако спустя энное количество секунд/минут/часов ему стало полегче. Он открыл глаза, вытер с лица реки слёз и соплей и огляделся. Он сидел около клетки гориллы Тарзана. Эмма стояла над ним и перепуганно хлопала большими глазами, не решаясь подойти.

— Вам… лучше? — выдавила она, заметив, что Гопников вышел из ступора и зашевелился.

— Ух? — сочувственно ухнул Тарзан и замигал своими звериными глазками точь-в-точь, как Эмма.

— Ага, — прокряхтел Гопников и едва водворился на некрепкие ноги. Его качнуло вправо, Гопников опёрся боком о стенку, чтобы не упасть.

И тут из коридора послышались чёткие, размеренные шаги. Ошибиться было невозможно: это шагал он, Генрих Артерран!

— Быстрее! — взмолилась Эмма и пихнула Гопникова туда, где торчала в стене вентиляционная решётка. — Туда, лезьте!

Гопников уже обрёл способность ориентироваться в пространстве. Он быстро снял решётку и нырнул в темноту шахты. Едва он задвинул решётку назад — в лабораторию вступил всклокоченный, растрёпанный Генрих Артерран. Он до сих пор был взвинчен и огромными глотками глотал кофе из фарфоровой чашечки.

— Эмма, начинаем! — выплюнул он и ринулся к шкафу с пробирками.

Оп-па! Он может заметить, что в одной пробирке стало меньше гадости… Гопников уже был сыт адреналином по самое горло. Он не смог больше оставаться в шахте и смотреть, как Генрих Артерран откроет шкаф. Он повернулся и пополз прочь.