G.O.G.R. (СИ)

— Хочешь нажухать фашистских агентов? — скептически осведомился Ежонков, кусая своё любимое пирожное «эклер» со взбитыми сливками. — Не надейся, коллега, у них там всё продумано. Они чуть всю Европу не заграбастали, а ты хочешь какими-то присосками их победить!

Пётр Иванович наелся эклерами ещё в то далёкое время, когда приходил к бабушке Лютченко за информацией о безвестно исчезнувшей Анне. Никакого аппетита эти жирные пирожные у него не вызывали, а в сверхвозможности «фашистских агентов» он просто и прагматично не верил. Он просто сидел и терпеливо ждал, когда же Вавёркин закончит прилаживать к его голове неприятно холодные присоски и начнёт работать. Это далеко не последняя работа для Вавёркина и Ежонкова: в коридоре ждут два других пациента: Смирнянский и Сидоров. Да и в перспективе имеются ещё два: Борисюк и Соколов. Вавёркин, пока боролся с эпидемией «звериной порчи», потерял в весе килограммов десять, а вот Ежонков — тот, наоборот, набрал. «Суперагент» постоянно жевал пирожные и лопал конфеты (не гнушался и холодцом Карпеца). Он говорил, что ему, «как умственному работнику, необходимо питать мозг», однако вместо мозга у Ежонкова, кажется, питается пузо…

— Готовы? — это Вавёркин закончил цеплять к Петру Ивановичу присоски, включил ноутбук и приготовился к работе.

— Готовы, — зевнул Пётр Иванович, который, честное слово, уже устал и соскучился ждать, когда же, наконец, Вавёркин начнёт его гипнотизировать.

— Давайте, — санкционировал Недобежкин. — А если снова запорете — уволю обоих, понятно?

Вавёркин заметно побледнел: да, он боялся увольнения. А Ежонков — тот состроил презрительную гримаску и проворчал:

— Бе-бе-бе!

Конечно, как Недобежкин может его уволить, если Ежонков даже не числится у него в отделении?

На экране ноутбука змеились волнистые и ломаные линии: так отображались биотоки мозга Петра Ивановича. Кажется, Вавёркин в этом что-то понимает, раз так внимательно на них смотрит и что-то там ещё настраивает мышкой. Сам Пётр Иванович в этом во всём ни зги не понимал, а смотрел на свои биотоки так, от нечего делать, и время от времени подавлял докучливые зевки. Для Петра Ивановича это был уже второй сеанс гипноза, и он ожидал, что сейчас вроде бы заснёт, и увидит некий сон — какой-нибудь абсурдный, дурацкий, про «чёрную-чёрную комнату в чёрном-чёрном доме». А потом — у них снова что-то сорвётся, сломается, пойдёт не так… Пётр Иванович выплюнет какой-нибудь звериный рёв, они его разбудят, и будут долго ругаться с Недобежкиным… Да, это нормально, Пётр Иванович уже привык к такому сценарию, и каждый их сеанс гипноза заканчивается одинаково.

Но на этот раз всё получилось как-то странно. Они все: и Вавёркин, и Ежонков, и даже Недобежкин — почему-то ушли из кабинета и оставили Серёгина одного в присосках наедине с ноутбуком. Сначала Пётр Иванович просто глазел на свои биотоки. Но потом ему это надоело, и он решил выяснить, в чём дело, куда они все пошли, и почему он должен здесь сидеть и прозябать в рабочее время?

Пётр Иванович попытался отклеиться от присосок и встать, но присоски его почему-то не пустили. Они держали так, словно бы их приклеили к его голове цементом, и не давали ему и шевельнуться. «Что за чёрт?» — вселенский скептик Серёгин даже ощутил лёгкий испуг.

— Василий Николаевич! — негромко позвал он начальника.

В ответ — тишина. Недобежкин, словно бы, испарился, или провалился, или растворился… Пётр Иванович прислушался. В отделении, обычно, всегда стоял гул: шаги, разговоры… Но сейчас — в удивительно неподвижном воздухе висела странная, почти что, могильная тишина, сквозь которую не прорывалось ни звука. А потом — дверь медленно и со страшным скрипом отъехала в сторону, и из коридора в кабинет молча вдвинулись два человека. Серёгин сначала удивился: откуда такой ужасный скрип, когда дверь кабинета Недобежкина никогда в жизни не скрипела? Но потом его взгляд переместился на вошедших. Двое незнакомцев, примерно одинакового роста, примерно одинакового телосложения. Только один из них одет в белый халат — такой, как обычно бывает у врачей, глаза его скрыты под непроницаемо-чёрными стёклами очков. С плеч второго лоскутами свисает драная, подгоревшая военная форма, кажется, времён Великой Отечественной, а на голове красуется пропаленная до дыр серая кепка. «Странная компания…» — неожиданно отметил про себя Серёгин. Незнакомцы застопорились около стола Недобежкина, а потом — «прожжённый вояка» так и остался стоять, а «доктор» — сделал пару шагов навстречу сидящему в плену присосок Серёгину и громко заявил:

— А теперь ты всё забудешь! Будешь-удешь-дешь-дешь-дешь! — эти слова эхом прокатились в мозгу Петра Ивановича. — Помни только, что тебя УДЕЛАЛ ЗАЙЦЕВ! Айцев-цев-цев-цев! ВОПРОСЫ ЕСТЬ?

— Меня уделал Зайцев, — безвольно промямлил Пётр Иванович.

— Вопросов нет! — весело сказал «доктор», повернулся и зашагал к двери.