GA 5. Фридрих Ницше. Борец против своего времени

Меня глубоко тронуло и даже потрясло впечатление, составленное в результате такого погружения в книги, которых касался Ницше. Ибо я увидел, какая противоположность существует между духовным обликом Ницше и тем, что было типично для его современников. Дюринг, крайний позитивист, отметающий все, что не отвечает его трезвой, математически ориентированной схеме, находит идею «вечного возвращения одного и того же» абсурдной, и выстраивает ее лишь для того, чтобы явно показать ее невозможность; и ее-то Ницше доводится воспринять в качестве своего решения загадки мироздания — как интуицию, пришедшую из самых глубин его собственной души.

Точно так же Ницше оказывается в полной противоположности всему тому, что обрушивает на него его собственная эпоха в качестве содержания мышления и чувствования. Он глубоко страдает от этих вторгающихся в него вихрей, но в гуще страданий, посреди несказанных душевных мук — созидает содержание собственной души. В этом трагизм его творчества.

Высшей точки этот трагизм достиг тогда, когда Ницше делал наброски к последней своей работе, «Воле к власти», или «Переоценке всех ценностей». Он был склонен чисто духовным образом извлекать все, что помышлял и воспринимал, из глубин собственной души. Создавать картину мира из духовных исканий, через которые проходит душа — это было вполне в его стиле. Однако в него вливалась позитивистская картина мира его эпохи, эпохи естествознания. Она содержала исключительно материальный бездуховный мир. Все, что еще продолжало мыслиться в этой картине на духовный лад, было лишь остатком старинных способов мышления, которые больше к ней не подходили. Ницше, как безудержный правдолюбец, желал все это искоренить. Так он пришел к тому, чтобы мыслить в духе самого радикального позитивизма. Духовный мир позади материального сделался для него ложью. Однако творить он мог лишь отталкиваясь от собственной души. Творить так, как пристало истинному творчеству, которое становится осмысленным лишь когда содержание духовного мира представляется ему воочию — в виде идей. Но это содержание Ницше отверг. Естественнонаучное содержание мира настолько сильно захватило его душу, что он желал творить его — так, словно это происходило в духовных сферах. Лирически, в дионисийском душевном парении, взлетает его душа в «Заратустре». Духовное начало изумительно здесь управляется, однако в своих духовных чудесах оно грезит о материальном содержании действительности. По ходу своего развития начало это обращает дух в мельчайшую пыль, поскольку отыскать себя не в силах, а может пережить, в качестве собственной иллюзорной сущности, лишь пригрезившийся отблеск материального.

Будучи тогда в Веймаре, я немало погружался душой в созерцание своеобразия духа Ницше. В моем собственном переживании духа этой разновидности отводилось свое место. Это переживание духа способно было сочувствовать борениям и исканиям Ницше, его трагизму; и что за дело ему было до оформленных в позитивистском духе рассудочных выкладок Ницше!

Прочие считали меня «ницшеанцем», поскольку я мог безоговорочно восхищаться также и тем, что было противоположно моему собственному духовному настроению. Меня привлекало то, как дух открывал себя в Ницше; я полагал, что близок ему как раз вследствие этого, ибо по идейному содержанию он не был близок никому; он сходился с людьми и эпохами исключительно в сопереживании духовных путей.

Сколько-то времени я много общался с издателем сочинений Ницше Фрицем Кёгелем. Мы обговаривали с ним многие вопросы, связанные с изданием Ницше. Официального поста в Архиве Ницше или в связи с изданием Ницше я никогда не занимал. И когда г–же Фёрстер–Ницше пришло в голову сделать мне такое предложение, это-то как раз и привело к конфликтам с Фрицем Кёгелем, которые исключили впредь всякие мои контакты с Архивом Ницше.

Отношения с Архивом Ницше составили в моей жизни в Веймаре эпизод, связанный с большими потрясениями, что заставило меня много перестрадать в связи с воспоследовавшим разрывом отношений.

В результате усиленных занятий Ницше у меня сформировалось воззрение на его личность, судьбой обреченную на то, чтобы в трагическом аспекте пережить естественнонаучную эпоху второй половины XIX в. — и сломиться от контакта с нею. Он вел изыскания в этой эпохе, но найти в ней ничего не смог. То, что я пережил в связи с Ницше, лишь подтвердило то мое убеждение, что любые изыскания в области естественнонаучных данных должны отыскивать существенное не в них самих, но через них — в духе.