Гадкая ночь

– Ну и прекрасно, тогда я прощаюсь. И больше не говори мне – никогда! – что я обращаюсь с тобой по-матерински, потому что это ты ведешь себя как маленький мальчик. С тобой очень тяжело, папа.

– Мне жаль, что ты так это воспринимаешь.

– Не жалей. Меняйся. Целую.

Сервас с удивлением смотрел на телефон: Марго четверть часа читала ему нотацию, воспитывала, не дала вставить ни слова, а потом взяла и просто отсоединилась!

* * *

Кирстен стало легче, тошнота не прошла, но ее хотя бы больше не рвало. Куда провалился Мартен, будь он неладен? Прошло уже двадцать минут! У нее начиналась мигрень, рот словно песком набили, между лопатками болело. Она поплелась в ванную – нужно смыть пот, да и воняет от нее, как от бродяжки со стажем.

Кирстен почистила зубы, бросила на пол полотенца, разделась и вошла в кабину. Открыла кран и скользнула под воду.

Ровно через четыре минуты она вышла, брезгливо принюхалась и настежь открыла окно.

Холодный воздух подействовал как лекарство. Солнце ласкало кожу, ветерок-утешитель кинул в лицо горсть снежинок. Вдалеке залаяла собака, раздался колокольный звон, как будто кто-то позвал кого-то. «Приятно быть живой», – подумала она.

Снизу к гостинице поднималась машина. Кирстен перевела взгляд на шале. «Вольво» на месте не было. Проклятье… Она подхватила с неубранной постели бинокль и вернулась к окну.

Машина приближалась, но рассмотреть, кто сидит внутри, не было никакой возможности. Кирстен направила бинокль на окна шале: одно было открыто, и занавески танцевали снаружи, вырвавшись на волю.

Кирстен, как загипнотизированная, наблюдала за этим безмолвным белым сияющим балетом, пока появившаяся Аврора Лабарт не разрушила очарование. Женщина наклонилась, поймала разметавшиеся полотнища и закрыла окно.

Действо продлилась десять секунд, но Кирстен получила нужную информацию. В машине ехал либо придурок Лабарт, либо придурок Лабарт с Гюставом.

* * *

Аврора увидела автомобиль мужа, который поднимался от аптеки: из выхлопной трубы вырывался густой темный дым. Что творит этот идиот? Аптека всего в километре; зачем он вообще взял машину, а теперь еще и гонит как подорванный? Этот слизняк дико раздражал ее, но сейчас он прав: они вляпались. И что хуже всего – по ее вине. Она не подумала, что снотворное так подействует на Гюстава, а ведь знала, что мальчик тяжело болен и печень у него хрупкая… Гиртман не раз предупреждал их. Атрезия желчевыводящих путей, вот как это называется, а если человеческим языком – отсутствие желчных протоков либо частичное или полное их зарастание; желчь не выделяется из печени, что приводит к смерти пациента вследствие вторичного цирроза. Поражает одного ребенка из десяти или даже двадцати тысяч.

Узнай швейцарец, что они дважды давали мальчишке наркотик, чтобы тот не мешал играм на вечеринках, она гроша ломаного не даст за их судьбу. Он будет беспощаден. Гиртман дорожит ребенком больше жизни. Аврора часто спрашивала себя: неужели швейцарец – отец? Но кто же тогда мать? Ни она, ни Ролан никогда не видели эту женщину.

Она вошла в комнату Гюстава, поморщилась от запаха рвоты, сорвала с постели испачканные простыни и одеялко, швырнула на пол. Из ванны донеслись характерные звуки: Гюстав стоял на коленках перед унитазом, его мучительно рвало.

Малыш тяжело дышал, волосики прилипли к вспотевший голове, так что просвечивала розовая кожа. Он услышал шаги за спиной, встал и посмотрел на Аврору с печалью и невысказанным вопросом. «Боже, этот мальчик никогда не жалуется, только требует, чтобы приехал отец…» – подумала Аврора и едва не задохнулась от стыда.

Потрогав лоб Гюстава, она поняла, что у него сильный жар.

Внизу открылась дверь.

На лестнице раздались шаги Ролана.

Аврора помогла Гюставу раздеться, попробовала рукой воду и поставила его под душ.

– Давай, милый, тебе станет легче.

– Горячо! – пожаловался он.

– Ничего, зато полезно и сразу станет легче, – повторила Аврора.

В комнату вошел Лабарт, увидел кучу белья на полу, подошел к двери ванной и выпалил с порога:

– Легавый был в аптеке!

Аврора обернулась, полоснула его взглядом как бритвой, не переставая намыливать спину Гюставу, и указала свободной рукой на принесенный мужем пакет.

– Дай сюда.

– Ты слышала, что я сказал? – спросил он, передавая лекарство.

– Посмотри на меня, Гюстав, – мягко попросила Аврора, проигнорировав мужа, открыла бутылочку и поднесла горлышко к губам мальчика. Тот сморщился.

– Оно противное.

– Знаю, солнышко, зато полезное.

– Осторожней! – вскрикнул Лабарт. – Не переусердствуй!

Блондинка убрала лекарство, с презрением взглянув на мужа.

– Я испачкал постель, – виноватым тоном произнес мальчик.

Аврора поцеловала его в лоб, погладила по мокрым волосам.

– Ничего, дружок, мы сейчас всё перестелем. – Она повернулась к Ролану. – Помоги, будь любезен. Приведи комнату в порядок.

Фраза прозвучала небрежно-оскорбительно, но Лабарт молча кивнул и вышел из ванной. Аврора вытерла Гюстава, дала ему чистую пижамку.

– Чувствуешь себя лучше?

– Немного.

– Где болит, покажи…

Он положил ладошку на вздувшийся твердый живот.