Гайдебуровский старик

А у цветочного лотка, притопывая ножками в сапожках гармошкой. И прихлопывая варежками из верблюжьей шерсти, танцевала Косулька. Так вот кто заменил Дину. Никогда бы не подумал. Что ж, это ей делало честь. И я даже хотел поцеловать ей ручку, но она была в варежках. Поэтому я обошелся галантным поклоном.

– Это делает вам честь, милая дама!

Косулька захлопала заснеженными ресничками. И еще сильнее затопала ножками. Отчего «гармошки» еще больше сморщились, и мне показалось, издали даже мелодичный звук.

– Да уж, какая честь, уважаемый, когда такая холодрыга на улице! Я сама скоро сосулькой стану.

– Ну что вы, какая же вы сосулька! – мне так хотелось добавить – вы же Косулька. – А на свежем воздухе вы даже похорошели. И румянец на щеках. А то все в душном кафе, среди пара и угара. Вас родной муж не узнает, настолько вы помолодели, – не переставал изгаляться я. И подумал – зачем? Не знаю почему, но при виде Косульки меня несло. Все время хотелось наговорить комплиментов. То ли я ее опасался. То ли видел, что она опасается меня.

– Ну, мой родной муж, уважаемый Аристарх Модестович, узнает меня при любой погоде и при любом свете. Точнее, без света тоже узнает. А на добром слове спасибо. Сразу видно издалека интеллигентного человека. Не то, что эти, – она кивнула на кафе, из которого выходили попеременно шатающиеся завсегдатаи. – Они и книжки ни одной не прочитали, и картины ни одной не видели. А я вот, по вашему умному совету, стала тут баловаться искусствами всякими. Коли вас заинтересует…

При слове «искусство» я весь содрогнулся. Но, как и подобает интеллигентному человеку, виду не подал.

– Еще как заинтересует, – я изобразил на своем лице неподдельный интерес, – всегда с удовольствием оценю ваши многочисленные таланты.

Косулька смутилась и махнула верблюжьей варежкой.

– А Дина чего, дала уже показания?

– Почти.

– И чего, против вас? Я вроде одним ухом слыхивала. А на первый прикид такая хорошая девушка.

– Хорошая, уважаемая, очень хорошая. За меня все показания были, а не против. Она же честная, как и вы.

Косулька окончательно растаяла. И впрямь сегодня для нее было уместно прозвище – сосулька.

– Честная… Только чего ей от этого. Она в торговле ничегошеньки не кумекает. Вон, за целый день ни одного цветка не продала. Я и то умудрилась за пару часов несколько букетов сбагрить каким-то полупьяным дуракам. Им уже все одно было, что в дом тащить – елку или цветы. Представляю, как этими букетами жены их по спине огреют. Так им и надо! Нечего перед новым годом напиваться. Всему свое время, я так понимаю, уважаемый.

– Вы очень мудрый человек, – не переставал я расшаркиваться перед Косулькой. Определенно я ее боялся. – И воспитательную работу верно ведете. И в борьбе с пьянством активно участвуете, – я ненароком взглянул на забегаловку, из которой по-прежнему выходили шатающиеся завсегдатаи. Которым проворно подсовывала букеты Косулька. И дабы избежать следующей сделки, я выпалил на одном дыхании.

– Я покупаю все!

Косулька непонимающе замигала и даже перестала прыгать от холода.

– Что – все?

– Все цветы. Абсолютно все. Без ограничений.

– У вас кто-то умер? – сочувственно спросила Косулька.

– Нет, у меня кто-то родился.

– Ну да! А все считают вас стариком. Может, вы просто неважно выглядите?

Косулька тут же засуетилась, собирая букеты в охапку. Они не вмещались в ладони. И одному их было не унести. Но Косульку это не смутило. Она проявила себя настоящим дельцом. Через несколько минут она поспешно складывала букеты в тележку, за которой сбегала к себе в кафе. Я от страха услужливо сделал еще один реверанс и протянул Косульке букет с подснежниками. Воистину сказочное время – подснежники в декабре. Косулька от неожиданности даже отпрянула от меня. И я, по-прежнему непонятно по какой причине ее опасаясь, и желая все время угодить, схватил столько букетов, сколько смогла удержать Косулька, и сунул их в руки ей.

– Не перестаю вам поражаться, Аристарх Модестович. Не удивительно, что вы содержите антикварную лавку. Знаете, эти прошлые века прямо сама галантность. А старые вещи – и вовсе искусство. Вы, Аристарх Модестович, воистину художник. Мы с вами коллеги. Видеть вас – одна приятность, а то за целый день нахватаешься этих пьяных рож. И писать стихи даже нету мочи. Не то, что рисовать. А с вами пообщаться – так сразу вдохновение и наплывает. Аж дыхнуть трудно. Аж эти цветы сразу и хочется нарисовать, правда? Так и чувствую всю себя премиленькой падчерицей из сказки «Двенадцать месяцев». Эх, и где мой белокурый Апрель!

Толстая, румяная Косулька бросила подснежники в плетеную корзинку и мне как-то сальненько подмигнула. Хоть я был похож на Апреля, как она на падчерицу. И все же я не мог не признать, что она поэт. Иметь такое воображение! Косулька сделала глубокий вздох и попробовала изобразить реверанс, но ее сапожки лишь скользнули по льду, еще более сморщились и гнусаво скрипнули. Но Косульку это не смутило.