Гайдзин. Том 1

– Здравствуй, моя любовь, привет, Джейми, как вы сегодня себя чувствуете? О, Малкольм, я так довольна, что вижу тебя. – Она наклонилась к кровати и нежно поцеловала его. – О, cheri, как я по тебе скучала.

Едва открылась дверь, сердца у обоих мужчин чуть не выскочили из груди. Макфей ужасно занервничал, глаза его тут же пробежались по постели и по всей комнате, отыскивая пресловутые признаки. Но все выглядело чисто и аккуратно, белоснежные простыни и наволочки, менявшиеся ежедневно. – Всё эта струановская чистоплотность, доходящая порой до полного абсурда, подумал он; нет, ведь это надо: каждый день – свежая рубашка! Смех да и только, более чем достаточно менять ее раз или два в месяц; с другой стороны, он знал, что эта привычка была заведена еще Дирком Струаном, а все, что ни делал тайпэн, становилось законом для Тесс Струан и, следовательно, для всей ее семьи. Малкольм был свежевыбрит, в чистой ночной рубашке, окна были распахнуты навстречу морскому бризу, который бесследно уносил с собой запах духов. Он задышал спокойнее, потом услышал, как Анжелика сказала: «Я виделась с доктором Хоугом», – и обоих мужчин опять едва не хватил удар.

– Милый мой бедняжка, – продолжала она почти без остановки, – он сообщил мне, что ты провел скверную ночь, несчастный ты мой, и не сможешь пойти сегодня на вечеринку к сэру Уильяму, поэтому я подумала, что загляну к тебе просто так и посижу с тобой до обеда.

Еще одна обворожительная улыбка, покорившая их обоих, и девушка расположилась в высоком кресле. Струан лежал, слабея от любви к ней, и душу ему переворачивало чувство вины. Я, должно быть, сошел с ума, когда захотел, чтобы какая-то шлюха заменила мне любовь моей жизни, подумал он, купаясь в ее щедро изливавшейся теплоте, борясь с искушением выплеснуть всю правду о Сидзуке и молить ее о прощении.

Ночь началась совсем неплохо. Сидзука, улыбаясь, разделась и прижалась к нему, лаская и возбуждая его. Он тоже, играя, касался ее, испытывая гордость и нетерпение. Занять привычное положение, лежать сверху и двигаться было больно и неудобно, поэтому он остался сидеть в кресле, и все уже понемногу начинало получаться, как вдруг перед его внутренним взором возникло лицо Анжелики, и ее присутствие, как волна, захлестнуло его с головой, незваное и нежеланное. Вся его мужская стать вмиг исчезла, и сколько Сидзука ни старалась, сколько ни старался он сам, вернуть ее не удавалось.

Они отдохнули и попробовали снова; боль теперь стала ужасной, и на нее накладывался отчаянный, бессильный гнев и потребность доказать, что он мужчина. Новые ласки, новые попытки – она была хорошо обучена и умело пользовалась своими руками, губами, телом, однако ничто не затрагивало в нем тех струн, которые в разной степени пробуждает в нас вожделение и похоть, но особенно любовь с ее необъяснимой тайной. Кроме того, что бы она ни делала, ни ему, ни ей не удавалось прогнать призрак Анжелики. Или победить боль.

В конце концов она сдалась; ее юное тело лоснилось от пота, и она тяжело дышала от долгого напряжения всех сил.

– Гомэн насай, Тайпэн, – прошептала она, потом еще раз и еще, извиняясь перед ним, но в душе пряча ярость и чуть не плача от его бессилия, ибо раньше ей всегда удавалось добиваться результата; она ждала, что он в любую минуту пошлет за слугами, которые побьют ее и вышвырнут из дома за то, что она не смогла вызвать в нем желание; так поступил бы на его месте любой цивилизованный человек. Но больше всего остального ее терзал вопрос: как она объяснит свое поражение маме-сан. Призываю Будду в свидетели: во всем виноват он, этот мужчина, а не я!

– Гомэн насай, гомэн насай, – продолжал выговаривать ее рот.

– Это все то происшествие, – промямлил он, презирая себя, мучаясь от дикой боли, и рассказал ей все про Токайдо и про свои раны, хотя и знал, что она не поймет английских слов, раздавленный охватившим его отчаянием. Когда эта буря утихла и слезы его высохли, он заставил ее лечь рядом, остановил ее новые попытки и дал ей понять, что она получит двойную плату, если сохранит все в тайне.

– Секрет, вакаримасу ка? – молил он ее.

– Хай, тайпэн, вакаримасу, – радостно согласилась она, нашла лекарство, которое он попросил, потом устроилась рядом, поглаживая его, пока он не уснул.

– Малкольм… – сказала Анжелика.

– Да? – тут же ответил Струан, собираясь с мыслями. Сердце его гулко стучало, напоминая, что он допил последние остатки снотворного, которое оставил ему Хоуг, и что надо будет попросить А Ток достать еще – всего на день, ну, может, чуть дольше. – Я тоже так рад тебя видеть.

– И я. Как тебе нравится мое новое платье?

– Оно изумительно, как и ты сама.

– Ну что же, я пойду, тайпэн, – вставил Макфей, видя, каким счастливым стал Струан, и радуясь за него, хотя все еще потея. – Ребята из Тёсю внизу – так я с ними двигаюсь дальше?

– Как мы решили. Хорошо, еще раз спасибо, Джейми. Дай мне знать, как пойдет это дело.