Гайдзин

Вступить с ним в контакт было трудно и опасно. Очень немного людей в округе имели пропуск через заставы Иокогамы или в Ёсивару гайдзинов. Постоянно выдавались новые документы, менялись пароли. Патрули сыскного ведомства бродили повсюду. Засадные отряды самураев пчелиным роем облепили Иокогаму, почти отрезав её от остальной страны.

Затем три дня назад Кацумата нашел прислужницу, чья сестра была повивальщицей и время от времени ходила в Ёсивару. За золотой обан эта женщина согласилась передать записку маме-сан дома Трех Карпов.

— Такэда, оставайся здесь и продолжай наблюдать. Жди терпеливо.

Кацумата спустился в сад и вышел через большие ворота на Токайдо, запруженную утренними путниками, паланкинами, носильщиками, предсказателями судьбы, писцами, самураями, кое-где можно было видеть лошадей, которые перевозили женщин или всадников-самураев. Утро было холодным, и все были в теплых куртках и теплых головных шарфах или шляпах. Несколько самураев окинули Кацумату взглядом, но не грубым. Его походка, грязная щетина на макушке и на щеках, длинный меч в ножнах за спиной, второй — заткнутый за пояс, служили громким предупреждением для всех не в меру любопытных. Нет сомнения, что это был какой-то ронин и его следовало избегать.

На окраине деревни, по эту сторону отлично охранявшейся заставы, где открывался хороший обзор на море и Иокогаму, он опустился на скамейку в придорожной закусочной.

— Чай, заварите свежий и смотрите, чтобы был горячий.

Перепуганный владелец закусочной бросился выполнять заказ.

В Поселении группа торговцев верхом на лошадях простучала копытами по мосту, вежливо приподняла шляпы или приветствовала стеками стражей у Северных ворот, получив в ответ небрежные поклоны. Другие торговцы, клерки, солдаты, моряки, сброд из Пьяного Города шли пешком, все вышли на праздничную утреннюю прогулку. Сегодня был Новый год. Днём должны были состояться скачки, а затем, позже, футбольный матч между армией и флотом. День выдался холодным, хотя и ясным, ветер был небольшой, но достаточный, чтобы заносить с собой запах зимы, гниющих водорослей и человеческих испражнений дальше вглубь острова.

Одним из всадников был Джейми Макфей. Рядом с ним ехал Хирага в хорошо сшитом костюме для верховой езды, шарф скрывал большую часть его лица, шляпа была надвинута на самые глаза. Ни Тайрер, ни сэр Уильям не давали разрешения на эту вылазку, они даже не знали о ней — подарок Джейми в обмен на то, что Хирага переводил для него в разговоре с сёей, а также за предоставленную ему деловую информацию.

Вчера Хирага сказал:

— Я отвечать ещё вопросы, пока ехать, Дзами-сама. Нузна походить, ходить в Ходогайя, встречать роственник. Паза'руста?

— Отчего же нет, Накама, старина? — Макфей не был в деревне уже много месяцев, хотя она и находилась в оговоренной зоне Поселения, и был рад предлогу отправиться туда. Очень немногие торговцы рисковали отъезжать так далеко без военного сопровождения: убийство Кентербери и злая судьба Малкольма Струана никогда надолго не покидали их мыслей.

Сегодня Макфей был в хорошем настроении. Извещение от его банкиров в Эдинбурге, прибывшее с последней почтой, приятно удивило его: дела его обстояли лучше, чем он думал, средств было больше чем достаточно, чтобы начать своё дело, пусть и не на широкую ногу. «Благородный Дом» был в хороших руках, и он был рад этому. Новый директор японского филиала торгового дома Струана, Альберт Мак-Струан, прибыл из Шанхая. Он встречался с ним три года назад в Гонконге, когда Мак-Струан только начал работать в компании. Шесть месяцев обучения в Гонконге у Кулума Струана, потом — в Шанхай, где он быстро вырос до заместителя директора.

— Добро пожаловать в Иокогаму, — приветствовал его Джейми, не кривя душой. Мак-Струан нравился ему, хотя он мало что знал о нем, кроме того, что тот хорошо знал своё дело и его ветвь клана была смуглыми горцами — в его жилах текла кровь одного из тысяч испанцев, уцелевших после того, как их корабли, часть Великой армады, потерпели крушение у берегов Шотландии и Ирландии; они остались в живых, но уже никогда не вернулись домой.

Здесь его приняли бы за евразийца, хотя никто не оспаривал его происхождения. Носился шепоток, что он был ещё одним из тайных, незаконнорожденных детей Дирка Струана, которого Дирк тайно отослал домой в Шотландию вместе с его сводным братом, Фредериком Мак-Струаном, незадолго до своей смерти; обоим было назначено очень щедрое содержание.