Галактика 1995 № 1

— Целые рвы, выдолбленные в вечной мерзлоте, полные человеческих тел. Представляете! Они там лежат точно такие, как несколько лет назад. И будут такими еще черт знает сколько, пока не изменится климат. А тогда все пойдет естественным для природы путем. И замороженные люди превратятся в кости.

— Может быть через мильон лет кто-нибудь иной, тоже разумный, раскопает рвы и будет гадать: откуда взялись эти кладбища, эти груды перемешанных костей? Что заставляло людей скучиваться так перед смертью? И никогда не догадается об истинной причине. Потому что этот ужас возможен только у людей.

— Тогда меня и стукнуло: а что, если?!.. Может и у них, — он кивнул в сторону раскопа, — было подобное? И их сгоняли в кучу, приводили в исполнение и в ров? А мы гадаем, откуда взялись кладбища динозавров! Откуда эти груды костей в одном месте!

— Я понимаю, — он повысил голос, предупреждая мои возражения, — понимаю, что это звучит дико для вас, как ученого. Они не были разумными и по всем данным не могли быть. Нет никаких следов материальной культуры, нет следов пуль. Знаете, я все же искал их — пули — хотя понимал, что это глупо. Уничтожать жизнь можно любыми способами. А я все же искал.

— Представьте себе, как их сгоняли в кучу. Как они ревели, выли, шипели. Но ТЕМ было все равно. Они занимались социальной профилактикой.

Богуш замолчал. Молчал и я, ошеломленный всем услышанным настолько, что не мог ни мыслить, ни говорить. Молчал и зачарованно глядел на огонек свечи. Он был еле виден, свеча догорала, потом огонек задрожал в агонии и потух.

Ночью я почти не спал. И еле дождавшись рассвета, первым отправился в котловину, где велись раскопки. Смещенные с лежавшего под ними позвоночника, ребра исполинского динозавра, перед которым ночью стояли свеча и крест, громоздились, как куча хвороста. Лопатки уходили в склон, а из песчаной наклонной плиты торчали отростки гигантских позвонков. Камень, облитый стеарином и сломанные ветки — перекладины креста — молчаливо подтверждали: все, сказанное ночью, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО БЫЛО СКАЗАНО.

Я огляделся. Чуть поодаль в промоине рассыпавшаяся хищная лапа еще топорщила свои чудовищные когти. На следующем выступе в отломе стены виднелась белая челюсть с кинжалообразными черными зубами. Эмаль на них блестела, как у живого зверя. В дне промоины и в наносах в котловине, везде были разломанные кости — позвонки, части черепов, мослы громадных лап.

Отчетливо представилась вдруг мне бескрайняя приморская низменность. Угрюмые болотные кипарисы с сильно расширявшимися книзу стволами, с жесткой, словно вырезанной из картона, зеленью теснились один к другому, образуя непроницаемую стену. Пестрые мхи, оранжевые ядовито-зеленые грибы, лишайники и папоротники неряшливыми космами и растрепанными клочьями свисали с ветвей. Тяжкое, мертвое молчание царило в парном, застоявшемся воздухе страшного леса, тянувшегося на необозримые пространства вдоль берегов материка. Глубокие каналы с черной, непрозрачной водой там и сям прорезали грозные стены деревьев. Кое-где каналы и протоки расширялись в заросшие густой болотной растительностью пруды и озера.

В сторону этих мрачных мест серо-голубые твари, по облику более всего напоминавшие мне тираннозавров, гнали стадо ящеров. Они были разной породы — хищные и травоядные, большие и маленькие — все вперемежку, как десятки миллионов лет спустя и находили их мы. Серо-голубые управлялись с сородичами умело и споро: грозным рыком, щелканьем челюстей, а то и ударом мощного хвоста возвращая в стадо пытавшееся улизнуть зверье, подстегивая строптивых и усталых.

Стадо перевалило плоский бугор и очутилось в большой ложбине, отсеченной обрывистой песчаной стеной от широкой полноводной реки. Животные растеклись по ложбине и остановились, окруженные редкой цепью конвоиров. Клубы пыли, как дым большого пожара, медленно поднимались над их спинами.

Еще перед бугром два стража из числа замыкающих отбили от общей массы трех крупных ящеров и погнали влево, вниз по теченью реки. Достигнув берега, они какое-то время следовали вдоль него. Затем остановились, один из конвоиров, хищно оскалившись, начал наступать на толстую бурую тварь, пугливо вертевшую маленькой головой на тонкой змеиной шее. Она шарахнулась в сторону. Страж хлестнул ее кончиком хвоста по широкому заду, и тварь, жалобно вопя, побежала в сторону кипарисовых зарослей. Неторопливыми прыжками серо-голубой следовал за ней, иногда подгоняя ее коротким раскатистым рыком.

Выбрав место, где был удобный спуск к реке, серо-голубой позволил твари напиться. Пока она жадно глотала мутную тепловатую воду, конвоир неслышными шагами обошел животное сбоку. В последний миг жертва почуяла что-то, испуганно вскинула голову, но было уже поздно. Срезанная молниеносным движением огромных челюстей, она упала в воду.