Галльская кровь. Ледяной ад. Без гроша в кармане

Такова была и Клавдия Остин. Она не только не впала в отчаяние при известии о беспорядках на промыслах, но бросила вызов судьбе и сообщила джентльмену о своем намерении отправиться в Дакоту.

— В таком случае мне необходимо заработать деньги на проезд до Денвера себе и своему слуге, — деловито ответил ей компаньон.

— Об этом можете не волноваться.

— Наоборот, займусь этим немедленно.

— Мы могли бы воспользоваться резервом…

— Который равняется нулю!

Бессребреник не учел, что при отсутствии общих фондов Клавдия пока располагала личными средствами, и немалыми.

— Примите в качестве аванса сумму на дорожные расходы и питание.

— Исключено. Договор строго запрещает брать что бы то ни было в подарок или взаймы. Без этого условия мое пари не более чем шутка.

— Как же быть?

— Необходимо торопиться. Мы и вправду можем опоздать. Отправляйтесь вперед, а я со своим негром буду вслед за вами.

— Без вас я не поеду.

— С вашего позволения? — Бессребреник вынул блокнот и стал что-то быстро писать.

Через полчаса он закончил, явно удовлетворенный написанным.

— Вот, готово. Телеграмма в «Нью-Йорк геральд». Они взяли меня корреспондентом. Этих денег должно хватить на проезд.

— Но прежде ее необходимо отправить, я пошлю слугу.

— Нет.

— Ничего не понимаю!

— Это ваш слуга, и мне пришлось бы ему заплатить. Поймите, я не имею права принимать от других ничего, даже четверти часа их времени.

— Господи! Да ведь от этого и с ума сойти недолго!

— Напротив, это очень интересно. Скажем, сколько получает ваш слуга?

— Сорок долларов.

— Замечательно. Сорок долларов в месяц составляют в день один доллар и… Позвольте мне считать во франках. Так привычнее.

Клавдия мало что понимала и стала терять терпение.

— Чего вы добиваетесь?

— А вот чего: ваш слуга за сутки зарабатывает шесть франков шестьдесят шесть сантимов, что в час составляет приблизительно двадцать восемь сантимов. Предположим, путь до телеграфа займет у него полчаса. Я должен ему заплатить пятнадцать сантимов три су.

— И что дальше?

— Так вот. Их у меня нет и взять негде. Я не так богат, как Вечный Жид[157]. Я — Без Гроша.

Услышав, чем закончились подсчеты, Клавдия расхохоталась.

— Действительно занятно, но не думаете ли вы, что со временем это может надоесть?

— Пока не знаю… возможно…

— Ну и что же будем делать?

— Все очень просто… телеграмму я отнесу сам.

— Нельзя ли поинтересоваться, что за информацию вы даете для газеты?

— Разумеется! Живописный и обстоятельный рассказ о черном обеде. О необычных фантазиях красавицы миллионерши.

— Разорившейся миллионерши.

— Пусть так. Но красивая женщина все так же хороша.

— В карман вы не лезете ни за деньгами, ни за комплиментами.

— Рад служить. — Джентльмен поклонился.

— Тогда торопитесь, вы забыли, что у меня все горит: и нефть, и все мое королевство.

Просьбу не пришлось повторять дважды. На улице Бессребреник столкнулся с Пифом и Пафом. Они вели под руки негра, который был пьян как истинный ковбой, хвативший добрую пинту[158] настойки на тарантулах. Все трое пустились вдогонку за джентльменом, вероятно, думая, что он хочет скрыться. И только добежав до телеграфа, успокоились.

Телеграмма пошла по специальному каналу, принадлежащему газете, уже через час джентльмен получил гонорар и купил билеты.

Клавдия была готова. Слуга нес чемоданы, Бессребреник взял сумку с пледом и плащ своей дамы, предложив ей свободную руку, Пиф и Паф, как статисты античных трагедий, следовали по пятам.

Между Чикаго и Денвером нет недостатка в путях сообщения. По меньшей мере пять крупных железнодорожных компаний завлекают пассажиров своей рекламой. Каждая сулит чудеса обслуживания, комфорта, скорости и красоты пейзажа. Они заваливают гостиницы проспектами, фотографиями, рекламными плакатами, один другого соблазнительней.

В действительности же вагоны — посредственны, скорость — средняя, железные дороги — ужасны, и ни у одной компании нет ничего такого, чему другая могла бы позавидовать.

Недолго думая, Бессребреник отдал предпочтение Бурлингтонской. Пиф и Паф подпирали негра с двух сторон, не давая тому упасть. Так втроем они и втиснулись в вагон.

До Денвера было тридцать часов пути. Поезд тронулся. Снеговик спал, как тюлень; Пиф и Паф жевали табак и ходили взад-вперед по вагону; Бессребреник и Клавдия беседовали, строили планы, отдыхали.

Позади остались: Давенпорт с чудесным мостом через Миссисипи, Де-Мойн[159] с одноименной речушкой, Омаха[160] на Миссури. Поезд въехал в Небраску, один из самых пустынных штатов.

Большую часть его территории занимает Пустоземье, полностью оправдывающее свое название. Бескрайние равнины поросли шалфеем[161], и ветер разносит его крепкий, въедливый запах на десятки километров. Ни деревца, ни холмика, ни жилища. Иногда возникнет группа всадников на горизонте, так же внезапно пропадет, и вновь воцаряется безлюдье.

Только у реки Платт начинаются плодородные земли и заросли шалфея исчезают, как по волшебству. Вместо них простираются тучные пастбища. Это все еще равнина без единого пригорка.