Гамаюн – птица сиреневых небес

Не знаю, за что Татьяна Николаевна меня невзлюбила, но доставалось мне в начальной школе немало. Я научилась читать до школы, много читала и была в классе одной из первых по чтению. Но ни разу, ни разу за все годы она не похвалила меня, удостаивая похвалой других учеников, которые под ее чутким руководством научились читать по слогам или, сбиваясь ежесекундно, могли прочитать худо-бедно один-другой абзац.

На каникулах устроили конкурс, кто прочитает больше. Я освоила толстенную книгу в четыреста страниц и ожидала, что меня похвалят, но победителем стал мальчик, который прочитал пять сказок Андерсена.

– Татьяна Николаевна! Но я же больше других прочитала! – попыталась я с дрожью в голосе добиться справедливости.

Ледяной взгляд учительницы поставил меня на место:

– Гладышева! Ты только одно произведение прочитала, а Миша целых пять! Пять! Что тебе неясно?

Мой мозг отказывался принимать такую математику. Пусть пять, но ведь каждая сказка по три, ну максимуму десять страниц, а я… Но спорить я робела, и осталось только щемящее чувство беспомощности перед несправедливостью взрослого.

Постоянные придирки, иногда обидное высмеивание перед классом, снижение отметки за любую помарку, двойка, если забыла и не сделала хотя бы одно из десяти заданий, – все это превратилось для меня в рутину школьной жизни, от которой я не могла ни защититься, ни сбежать. Меня ругали за потерянную тетрадь, которую сама же учительница забывала мне отдать, а когда вспоминала, ругала снова меня, что не настояла и не напомнила. Аккуратно написанное сочинение, над которым я трудилась полдня, перечеркивали рваной красной чертой и приписывали: «Плохо думала! Двойка!» Могли забыть, что у меня День рождения и не поздравить. И лишь день или два спустя Татьяна Николаевна, спохватившись, отдавала мне на перемене забытый подарок, не находя нужным ни извиниться, ни добавить хотя бы пару пожеланий.

Глупая маленькая девочка, я снова и снова, глотая слезы, чего-то ждала, надеялась, что несправедливость рассосется, как мрачная дождевая туча, старалась изо всех сил, но уже понимала или догадывалась, что ничего не получится, потому что внутри Татьяна Николаевна такая – жесткая, холодная, желтая и кислая, как лимон.

Мать ни за что бы не стала меня слушать, даже если бы я попросила перевести меня в другой класс. Да еще бы и отругала за жалобы. Поэтому мне приходилось только терпеть. Как часто перед сном я перебирала в памяти полученные за день душевные царапки и плакала, отвернувшись к висящему на стене ковру, плакала беззвучно, чтобы никто в комнате, где спало пять человек, не услышал мои жалкие детские всхлипывания.

А по коридору школы проходила та, другая учительница, одаривая окружающих теплотой взгляда, и ее питомцы жались к ней, как цыплята к матери-наседке, стараясь не выходить из благодатной сени ее защиты и любви.

ГЛАВА 10. Ксандра. Роковой запах

Умение считывать людей, разумеется, срабатывало не всегда одинаково и в полной мере: иногда я чувствовала сильнее, иногда слабее. Но все же это умение помогало мне выбирать друзей, сторониться неприятных людей и чувствовать ложь и притворство. Я знала, что сосед по парте Антоха добрый и даже наивный парень, несмотря на его задиристость и хамоватость. Знала, что глазная врачиха в детской поликлинике ненавидит и своих коллег, и своих пациентов: ее аура горела гневным темно-лиловым цветом, выплескивающим порой на поверхность венозно-бардовые всполохи. Я знала, что соседка тетя Вера веселый и милый человек, аура которого всегда пахнет яблоками и карамелью. А вот сосед с первого этажа неприятный человек, от которого исходят жаркие сухие волны злости и зависти.

Особенно гадким для меня было ощущение ауры другого нашего соседа, вернее жителя соседней пятиэтажки, высокого худощавого мужчины, которого во дворе называли дядей Борей.

Дядя Боря имел располагающую к нему внешность, фигуру подтянутую и манеры самые подкупающие. В выходные, а иногда и в будни его можно было увидеть во дворе, где он в спортивном костюме отжимался от земли или подтягивался на единственном турнике, стоящем рядом с детской площадкой. Дядя Боря всегда был безукоризненно вежлив с соседками, которые дарили ему ответные улыбки, с удовольствием помогал ребятам накачать спущенное колесо велосипеда, порой угощал ребятню на площадке конфетами или другим – пусть недорогим, но для некоторых детей все же редким – лакомством.

Одна я не любила и избегала его угощений. Если я и брала подарок под давлением подруг, то старалась не касаться руки дяди Бори, но, выхватив конфету, поскорее отходила подальше, зажимая ненавистный леденец в потной ладошке, и потом тайком выбрасывала его или отдавала кому-нибудь другому.

В тот серый сентябрьский день я возвращалась из школы чуть позже обычного. Школьный год еще только начался, а настроение уже было донельзя гадким.

Сегодня Татьяна Николаевна вызвала меня к доске и отчитала перед всем классом за то, что весной я не сдала учебник по естествознанию.