Гамаюн – птица сиреневых небес

Дядю Борю взяли через двое суток. Весь двор наблюдал, как его посадили в машину и увезли в полицию. Соседки возмущенно обсуждали, как можно было вообще подумать на такого милого человека. Такой, дескать, безобидный и добрый человек. С ребятишками возился, угощал постоянно. Видимо, эти полицейские совсем отчаялись найти настоящего преступника, вот и взяли первого попавшегося невинного человека. А убийца уже давно за тридевять земель от нашего города.

Однако вскоре страшная правда прогремела во всеуслышание: образцы ДНК, оставшиеся на теле девочки, совпали с образцами дяди Бори, в его квартире нашли какие-то вещи Насти, измазанные в крови, и вина мужчины была неоспоримо доказана. И тут же двор взорвался в крике искреннего возмущения противоположного свойства. Дескать, всегда Бориса подозревали в нехорошем: и рядом с детской площадкой специально, мол, терся, чтобы за девчонками подглядывать, и конфетами подманивал, и вообще взгляд у него был подозрительный, да и не женат – короче, полный набор признаков маньяка.

Престарелая мать дяди Бори долго не хотела верить, что ее замечательного сына обвиняют в таком ужасном преступлении, но когда осознала чудовищную правду, попала в больницу с инфарктом, после которого еле оправилась и уехала куда-то из города. Их брошенная квартира зазияла выбитыми стеклами, а дверь всю измазали граффити. Кажется, жилье потом долго продавали, пытаясь копеечной ценой завлечь не особо брезгливого покупателя.

Я умолила Вадима Михайловича не выдавать меня и не говорить никому, что это я навела полицию на убийцу, которого без моей помощи вряд ли когда-нибудь смогли бы вычислить. Мне не хотелось привлекать к себе лишнего внимания, даже вообще говорить на эту тему мне было неприятно. К тому же обман, на который я пошла, все еще тянул за подол мою совесть.

Но разве могла я сказать Вадиму Михайловичу настоящую правду? Разве поверил бы мне взрослый человек, полицейский, если бы я призналась, что никакого дяди Бори я у гаража не видела. Зато сразу же, как только приоткрыла гараж, почувствовала на месте убийства присутствие знакомой ауры – этот мерзкий, с металлическим привкусом запах, запах беды и кровожадного вожделения. Запах, который я так хорошо помнила и который всегда вызывал во мне тошноту и ужас. Этот подспудно ожидавший своего подтверждения ужас давно валялся в дальнем ящике моего сознания недописанным листком, и только теперь был окончательно завершен и увенчан оттиском кровавого штампа.

ГЛАВА 11. Сергей. Противостояние

Сергей отошел подальше в сторону от лежащих в шезлонгах людей и достал телефон. Ветер трепал рубашку: то просовывал свои ласковые прохладные пальцы под ткань и игриво оглаживал кожу, то облеплял ткань вокруг тела, чтобы через секунду попытаться сорвать одежду с детской непосредственностью. Море едва заметно колыхалось густой синей массой воды, а солнечные блики мельтешили в глазах даже при опущенных веках.

Сергей поставил ногу на нижнюю планку бортика, или как там его называют на корабле, – это он не знал и, если честно, не испытывал ни малейшего желания узнать. Если бы не жена, Сергей ни за что не поехал бы в этот дурацкий круиз по Средиземноморью. Больше всего ему хотелось сейчас уехать на дачу, завалиться там в траве среди тоненьких березок и лежать, слушая, как листья о чем-то перешуршиваются между собой на языке облаков, ветра и дождя. Глядеть, как вершины деревьев в плавном танце то соединяются друг с другом, то разъединяются, открывая в прорехе теплое, как парное молоко, небо, ласковое-ласковое, а не жгучее и пронзительное, как здесь. Возникшее вдруг желание прикоснуться рукой к гладкой, облезающей белыми лоскутами березке было таким сильным, что Сергей даже сжал руку в кулак.

Сергей усмехнулся. Старый дурак! Так удивлялся стойкому нежеланию Тани принять этот драгоценный подарок (да если бы Сергею в ее годы предложили в круиз поехать, то на голове бы скакал от радости!). Так кричал на дочь, когда она окончательно и бесповоротно отказалась, отрезав резкими и больно отдавшимися в сердце словами любые пути уговорить ее. А вот поди ж ты: сам он тоже не особо и рад баснословно дорогой каюте с прекрасным видом, изысканной еде, ежедневно открывающимся видам на новые города, которые лежат, как драгоценные фарфоровые игрушки, среди гор и зелени. Даже добродушная вежливость иностранцев и вышколенность обслуги стала раздражать. Даже ежедневная хорошая погода и ежечасно меняющее оттенки цветов прозрачное море надоело хуже горькой редьки.

Солнце обожгло плечо. Сергей ругнулся и подвинулся правее, чтобы снова оказаться в благословенной тени.