Гамаюн – птица сиреневых небес

Иногда отвечает с длинными паузами и невпопад, что сразу же приводит к провалу резидента: Таня явно играет на компьютере и не желает тратить ни одной драгоценной секунды компьютерного времени на общение с «любимыми» родителями. Но в ответ на прямой вопрос тут же замыкается, не желая сдавать явки и пароли.

Пару раз Сергей нарывался на прямое хамство и грубость и выныривал из пучины разговора, задыхаясь от злости и с бьющейся у виска жилкой. Ему хотелось расколошматить о палубу телефон, перенеся на него свой гнев, но вовремя подключалось рацио, и он только раздраженно убирал в карман ни в чем не повинный гаджет.

Сергей даже пытался обижаться и заменял разговор по телефону сухим общением в мессенджере, но подобные уловки не срабатывали. Таня по полдня игнорировала его сообщения, хотя посиневшие галочки и указывали, что послания дошли до адресата и были успешно прочитаны. И тогда снова приходилось звонить и этим обрекать самого себя на Сизифов труд: тащить в гору тяжеленный камень отцовской любви, надеясь, что он когда-нибудь достигнет вожделенной вершины – ответной ласки и внимания, – однако снова и снова с горечью видеть, как камень рушится вниз, в черную пропасть безразличия и неблагодарности.

Таня взяла трубку тут же, как будто ждала звонка, и пока звучало ее привычное «Привет, па!», Сергей попытался угадать по интонации, по какому из сценариев будет развиваться сегодняшний диалог, не смог этого сделать и удивился. Танин голос звучал непривычно мягко, чуть ли не ласково.

– Танюш, у тебя все в порядке?

Секундная задержка.

– Да, у меня все хорошо.

Однако Сергею что-то не нравится в этом искусственно бодром голосе дочери. Он хмурится.

– Ирина приходила?

– Да, конечно. Холодильник скоро треснет от еды, которую она мне наготовила.

Сергей улыбается. Да, с Ирой им повезло. Она и в самом деле относится к Танюшке с участием и вниманием.

– Бабушка навещает?

– Конечно. На дачу уговаривает ехать, но что мне на даче делать? Тут у меня друзья, занятия по фотошопу и вообще…

Сегодня Таня находится в каком-то необычно размягченном состоянии, и Сергею хочется и дальше лепить податливый разговор, но он не знает, что сказать, настолько давно они нормально не общались.

– А чем ты занималась сегодня?

– Да ничем, – чувствуется, что дочь пожимает плечами. – Па-а-ап…

– Что?

– Слушай… Я тут от скуки захотела пересмотреть наши семейные альбомы. Нашла все, начиная со школы, с первого класса. Но почему-то не вижу совсем детских. Когда я маленькая была.

На лбу Сергея, несмотря на иссушающую жару, вдруг выступает пот.

– Па-а-ап…

– Да-да, Танюш, извини. Я не понял. Какие альбомы?

– Ну, фотографий. Ты разве не фотографировал меня, когда я была совсем маленькой? У всех такие есть. Всякие там мимимишные младенцы в соплях с выпачканными лицами. Колясочки-фигасочки, игрушки-погремушки. Дитё на горшке в фас и в анфас. Встреча из роддома. И все такое, – несмотря на пренебрежительный сарказм человека, считающего себя безумно взрослым, в голосе Тани звенит странное нервное натяжение. – Я нашла фотки только с первого класса. И где более ранние? Я посмотреть хотела.

Сергей мнется. Мозг лихорадочно придумывает, что сказать. Если честно, Нютка первый раз спрашивает его об этом, и Сергей не знает, что говорила ей на этот счет жена, поэтому боится попасть впросак.

– Па-а-ап?

– Извини, Нютка, тут ходят всякие, разговору мешают.

Сергей нервно косится на проходящего мимо стюарта и переводит взгляд на дальний горизонт, где искрящееся море как будто испаряется прямо в голубое небо.

– Ты знаешь, – начинает он осторожно, – это давно было, поэтому я толком не помню. Когда мы переезжали из старой квартиры в эту, часть коробок грузчики потеряли. Мы тогда это не сразу обнаружили. Пока распаковывали коробки, пока вещи разбирали, много времени прошло. Короче, кое-чего по мелочам не досчитались. Предъявлять претензии было уже поздно, да и некому. Сами виноваты, что проморгали.

Удачно придуманная ложь окрыляет его, и он уже более уверенно продолжает.

– И самые первые альбомы, кажется, тоже там были. Твои дошкольные. Но я не уверен. Ты у мамы спроси. Она, может, лучше помнит, как дело было. Ты ей позвони и спроси.

– Ладно. Потом. А почему я не помню переезда? Совсем не помню.

– Ты? – Сергей стирает рукой пот со лба. – Да ты же тогда в больнице лежала. Не помнишь, разве?

– Да, помню, – задумчиво соглашается Таня. – Помню. И старую квартиру помню. Там окна на институт выходили.

– Точно, – вздыхает с облегчением Сергей. – Ты тогда в больнице лежала, а мы переездом занимались. А после больницы повезли тебя сразу же в новую квартиру. Мама тебе пирог испекла. Мороженого тебе накупили, игрушек. Ты помнишь?

– Нет, не очень, – с сомнением говорит Таня. – Я тогда маленькая была. Значит, ничего не осталось?

Сергей изо всех сил прислушивается к далекому голосу дочери, пытаясь понять причину, побудившую ее с такой настойчивостью расспрашивать об этом.