Ганзейцы. Савонарола

Леонардо показалось, что с её удалением внезапно исчезло солнце, хотя оно светило по-прежнему. Сердце его болезненно сжалось от неопределённого опасения, но это продолжалось одну минуту, он снова ощутил особенное, никогда не испытанное настроение духа. Это было какое-то просветление свыше, как будто Дева Мария, образ которой запечатлелся в его сердце, явилась ему во всей своей небесной всепрощающей благости.

Видение, сначала неясное и как бы подернутое туманом, принимало всё более и более определённые очертания и наконец предстало глазам удивлённого художника во всей своей недосягаемой красоте, когда отворилась низкая дверь хижины и на пороге появилась нежная фигура молодой девушки. На её кротком милом лице выражалось глубокое сожаление, вызванное зрелищем нищеты и страданий, которое придало её чертам неземную, одухотворённую красоту. Леонардо видел много восхитительных прославленных красавиц, но ни одна из них не производила на него такого чарующего впечатления, как в эту минуту Мария Пацци.

Она робко предложила молодому художнику проводить её в Буэнфидардо. Леонардо с радостью принял это приглашение и, не помня себя от счастья, шёл рядом с нею по дороге, ведущей в замок, между густыми изгородями, под тенью оливковых деревьев. Сначала Мария была в грустном настроении духа и заговорила о несчастьях, которые незаслуженно преследуют людей. Но душа художника была так переполнена радостными ощущениями, что в ней не было отголоска для мрачных мыслей. Он старался развлечь Марию и навести разговор на более весёлую тему.

— Счастье и несчастье, — сказал он, — только ступени бесконечной лестницы человеческой судьбы. Само собою разумеется, что мы не имеем права отворачиваться от людских бедствий или холодно относиться к ним, но, с другой стороны, не следует ради чужих страданий упускать из виду собственного счастья. Молодость, здоровье, весёлое настроение — величайшие сокровища, выпавшие на долю человека, и, пока он обладает ими, он должен благодарить судьбу и радоваться каждой минуте с твёрдой надеждой на счастливое будущее...

Мария торопливо ответила, что вполне разделяет этот взгляд, тем более что её грусть незаметно рассеялась под влиянием весёлого собеседника. Затем разговор их снова перешёл на искусство, и они в наилучшем расположении духа дошли до ворот замка, где их встретил Пьетро Пацци, который узнал от матери о прибытии неожиданного гостя.

Пьетро только что вернулся с отцом с соколиной охоты и, поручив лошадь конюху, поспешил навстречу сестре. Он приветствовал молодого живописца сердечным пожатием руки, как старого приятеля, так что их прежнее мимолётное знакомство благодаря исключительным обстоятельствам приняло более непринуждённый и задушевный характер.

Владелец замка ожидал гостя в нижней зале и радушно встретил его со свойственной ему обходительностью, исполненной чувства собственного достоинства. Звание художника в то времена было лучшей рекомендацией; сверх того, в пользу Леонардо говорили его статная фигура, приличные манеры и умное выражение лица, так что семья Пацци невольно отнеслась к нему как к близкому человеку. Такому доверию, разумеется, отчасти способствовало и его прежнее знакомство с Пьетро.

Молодой художник со своей стороны почувствовал себя хорошо в радушной образованной семье, где красота окружающих его лиц совмещалась с простотой обращения и самыми привлекательными душевными свойствами.

В первый же вечер Леонардо должен был сообщить всё, что ему было известно о Флоренции. Он начал свой рассказ с преобразований, осуществлённых братом Бианки, Лоренцо Медичи. Сад виллы Кареджи был посвящён естественным наукам, и здесь проводились ботанические опыты под руководством учёного монаха Энеа Сильвио Пикколомини; небольшой дом близ Сан-Марко был предназначен для художественных целей, Леонардо устроил в нём музей, где для назидания начинающих художников собраны были произведения античной скульптуры.

Гуильельмо Пацци спросил молодого живописца, какого он мнения о новом движении в искусстве и науке.

Леонардо ответил: