Ганзейцы. Савонарола

Лоренцо не останавливался ни перед какой суммой денег, когда дело шло о том, чтобы возвеличить дом Медичи и восполнить внешним блеском недостаток знатности своей фамилии. Он не заботился о том, что расстраивает свои денежные дела безумными тратами, ему прежде всего необходимо было оправдать прозвище, il magnifico (Великолепный), данное ему народом. Но так как он нередко назначал на важнейшие государственные должности своих поверенных по делам, то кончилось тем, что постоянно колоссальные суммы казённых денег употреблялись на погашение его личных долгов. Мало-помалу расстройство финансов дошло до такой степени, что поднят был вопрос: прекратит ли торговый дом Медичи свои платежи или же государство примет на себя его долги?

Но тут, против всякого ожидания, республика вступила в сделку, чтобы спасти от банкротства дом Медичи. Облигации были понижены в цене и проценты уменьшены больше чем наполовину. Лоренцо воспользовался этим случаем, чтобы отказаться от дальнейшего участия в торговых делах и обратить своё имущество в земельную собственность.

Естественно, что при этих условиях почва была достаточно подготовлена, чтобы Савонарола мог посеять на ней семена своего учения. До сих пор два человека были недосягаемы в глазах флорентийцев по своему могуществу и высокому положению, а именно папа и Лоренцо Медичи, и против них обоих выступал с обличениями смелый доминиканский монах, не знавший страха перед земными властями. В былые времена всё, что относилось к римскому двору и дому Медичи, казалось чем-то ниспосланным свыше, не подлежащим людскому суду. Но теперь, наряду с папой и главой дома Медичи, произносили имя настоятеля монастыря Сан-Марко, который боролся против них свободным словом и своими рассуждениями о Божьем царстве старался подорвать их влияние. Савонарола, скорее всего, мог быть назван республиканцем на религиозной почве. По его убеждению, заповеди Господни и христианское учение должны были служить основой государственного устройства. Он хотел перестроить мир на новых началах и твёрдо верил, что земное блаженство доступно для людей только при условии смирения, неутомимого труда и человеколюбия.

В настоящее время далеко не лёгкая задача представить себе вполне верную картину монастырской жизни в пятнадцатом столетии. Реформация выставила на вид только её тёмные стороны, так что хотя всеми было признано, что некоторые монахи оказали существенную услугу списыванием старинных рукописей, но на монастыри стали смотреть как на притоны тайного разврата. Последнее было справедливо только до известной степени и ни в коем случае не могло относиться к доминиканцам и францисканцам, которые всегда принимали деятельное участие в борьбе за духовную власть, хотя, разумеется, со своей точки зрения. Едва разнеслась молва, что настоятель доминиканского монастыря Савонарола начинает обращать на себя общее внимание, как это возбудило зависть францисканцев и они объявили ему открытую войну.

За год до смерти Лоренцо Медичи один из горячих противников Савонаролы, францисканский монах Мариано, отправился из Флоренции в Рим, чтобы доложить папе об угрожавшей ему опасности со стороны беспощадного доминиканца. Говорили тогда, что Мариано решился на этот шаг по настоянию фамилии Медичи. Папа Иннокентий VIII милостиво принял францисканца, который начал свою речь с восклицания: «Святой отец! Прикажи сжечь на костре это исчадие сатаны!..» Неизвестно, повлияло ли на здоровье Мариано сильное нравственное напряжение или усталость с дороги, но только вслед за его возвращением его разбил паралич; он навсегда лишился языка и не мог более произнести ни единого слова.

Этот случай произвёл сильное впечатление на флорентийцев и ещё больше упрочил положение Савонаролы. Почти в то же время заболел Лоренцо Медичи неизлечимой болезнью, и так как, сверх того, его сильно мучила подагра, то им овладела непреодолимая боязнь умереть без покаяния.

В мрачный зимний вечер вся семья Медичи, кроме кардинала Джованни, собралась на вилле Кареджи, близ Флоренции, в спальне больного Лоренцо, который лежал на постели, окружённой тяжёлыми штофными занавесями. Кроме Клары, Пьетро и Альфонсины тут был и Франческетто с Маддаленой, которая привела с собой двух маленьких сыновей. Все с одинаковым беспокойством следили за каждым движением учёного друга дома Медичи, Пико де Мирандолы, взявшего на себя обязанности врача; последний держал в руке плоскую чашу с лекарством, которое, по его мнению, должно было облегчить страдания больного.