— Но для этого, — продолжал патер, — необходимо смирение, потому что каждый смертный в отдельности может достигнуть заветной цели только в том случае, если сознает всё своё ничтожество. Ваш сын, по милости Божьей, обладает даром направлять сердца людей по своему усмотрению, но весь вопрос заключается в том, чтобы он не злоупотреблял своим талантом для собственной гибели. Искуситель рода человеческого пользуется всяким случаем, чтобы посеять семена самообольщения, потому что его главная задача — склонить к себе души людей. Я не обвиняю вашего сына, но жалею его, если он настолько ослеплён, что ставит милость народа выше мира с Богом и церковью. Кто вступил на стезю высокоумия и надменности, тот рано или поздно попадёт в сети лукавого и его наградой будет вечный огонь, то невыразимое мучение, которое заставляет души проклинать виновников своего существования. Остаётся только пожелать, чтобы ваш сын познал вовремя, где истинный путь, и вернулся к нему, так как он стоит на краю пропасти...
Если бы патер разразился проклятиями и стал читать нравоучения, то его слова далеко не произвели бы такого глубокого впечатления на встревоженную мать, как теперь, когда он, видимо, щадил её и старался быть умеренным в своих выражениях.
Бедная женщина сначала облегчила своё стеснённое сердце потоком слёз, затем начала извиняться, что только теперь решается высказать горе, которое давно гнетёт её. Она умоляла патера помочь ей добрым советом и научить, каким образом спасти душу Джироламо, если действительно избранный им путь ведёт к гибели.
— Успокойтесь и не теряйте надежды! — возразил патер, бросив на свою собеседницу взгляд, исполненный трогательного участия. — Господь по своему милосердию может обратить на стезю добродетели самого ожесточённого злодея, а тем более человека, который вследствие ослепления сбился с истинного пути. Мы даже не знаем, действительно ли это случилось! Всё дело заключается в том, чтобы он опомнился или, вернее сказать, чтобы Господь пробудил в нём сознание. Благо тому, кого изберёт небо для этой цели. Спасение души от вечной гибели составляет главную задачу, к которой мы должны стремиться на земле. Уже то заслуга, если мы достигаем этого молитвой и покаянием; но кто обратит грешника на путь истины, тот окажет ему величайшее благодеяние и в то же время совершит высший подвиг, какой вообще может совершить христианин...
Огорчённая мать с напряжённым вниманием следила за словами своего духовника. Она ясно видела, что, по мнению патера, душа её сына в опасности, хотя он не говорил, какого рода была эта опасность и в чём состояло спасение.
Но ей недолго пришлось ждать объяснения.
— Мы не можем дать лучшего имени нашей церкви, — продолжал патер, — как назвав её нашей матерью; разве она не мать нашего Спасителя, источник милосердия, воплощение всего высшего, что только может себе представить человек? Но что мы скажем о той матери, которая, родив сына, спасает его от вечной гибели и вторично даёт ему жизнь в высшем значении этого слова? Разве это не лучший и самый достойный зависти удел, какой только существует на земле! Кто не позавидует матери, которой суждено обратить на путь истины блудного сына и дать ему надежду заслужить вновь утраченное блаженство!
С этими словами патер опять многозначительно посмотрел на мать Джироламо и простился с ней с обычным благословением.
Анна поспешила домой. В душе её произошла странная перемена; глубокое, никогда не испытанное до сих пор чувство беспокойства всецело охватило её. Она напрасно старалась привести себя в нормальное расположение духа ревностным исполнением религиозных предписаний, без устали перебирала чётки, шептала молитвы, вставала ночью, чтобы подвергнуть себя бичеванию, но ничто не помогало. Наконец у неё появилась неудержимая потребность переговорить с дочерью.
Беатриче давно считала Джироламо погибшим человеком, так что слова патера были только подтверждением её собственного мнения. Поэтому она дала им такое толкование, что патер несомненно считает прямой обязанностью матери указать сыну на ту пропасть, перед которой он стоит, и что ей следует выполнить это богоугодное дело, несмотря ни на какие затруднения и сердечные страдания.
Ни мать, ни дочь не подозревали, что патер действовал и говорил по непосредственному приказанию своего начальства.