Это письмо было написано прежде, чем кардиналы Асканио Сфорца и Юлий Ровере примкнули к французскому королю, чтобы с его помощью свергнуть развратного Борджиа с папского престола. Но этот расчёт оказался ошибочным, хотя Карл VIII прожил около четырёх недель в Риме, после того как поцеловал туфлю его святейшества.
Отсюда французский король направился в Неаполь, где также не встретил никакого сопротивления, потому что народ только что принудил к бегству ненавистного короля Фердинанда и его старшего сына Альфонса.
Их место занял принц Федериго и в качестве главнокомандующего хотел вести свои войска против неприятеля. Но прежде чем он мог выполнить это намерение, в Неаполе вспыхнуло восстание. Беспорядки начались с избиения евреев, на которых и здесь падало обвинение, что они пользуются войной для незаконной наживы. Принц Федериго поспешил в столицу; и действительно, присутствие любимого и всеми уважаемого принца тотчас же погасило восстание; но оно вспыхнуло с новой силой, как только он вернулся в лагерь к своему войску.
В этих условиях храбрый Федериго не мог рассчитывать на успешные действия против неприятеля и должен был отступить с войском к горным крепостям, чтобы дождаться более благоприятного времени.
Между тем Чезаре Борджиа, который всегда пользовался общественными событиями для устройства своих личных дел, употребил время, проведённое Карлом VIII в Риме, на ухаживание за белокурой красавицей, воспламенившей его сердце. Он познакомился с нею в доме Шарлотты де Лузиньян, которая представила ему свою гостью под именем маркизы Циприани из Падуи, так что у него не было ни малейшего повода подозревать, что это не её настоящая фамилия, с другой стороны, он ни минуты не сомневался, что ему нетрудно будет одержать полную победу над прекрасной женщиной.
Всем было известно, что Чезаре пользуется милостью жены своего меньшего брата, Эонны Санции, побочной дочери неаполитанского короля Фердинанда, и что он вообще не признает женской добродетели и чести.
После своего случайного знакомства с мнимой маркизой Циприани Чезаре часто бывал в палаццо Лузиньян и под разными предлогами всегда находил случай остаться наедине с красивой женщиной, возбуждавшей его чувственность. Навязчивость Чезаре вскоре сделалась невыносимой не только для Катарины Карнаро, но и для Шарлотты; обе женщины старались всеми способами избавиться от его любезности, хотя это было не так легко, потому что сын папы занимал видное место в римском обществе и внушал всем страх.
С водворением папы из дома Борджиа в Рим прибыло множество испанских дворян. Хотя их появление возбудило сильное негодование знатных римлян, но это не мешало последним принять многие испанские обычаи и моду и находить удовольствие в испанских национальных увеселениях. Между прочим, введены были бои быков, к которым Чезаре Борджиа чувствовал особенную страсть. Таким образом, вскоре после прибытия французского короля в Рим в его честь устроен был грандиозный бой быков в огромном амфитеатре Флавиев, близ древнего Форум Романум. Само собой разумеется, что сюда устремился весь Рим, чтобы видеть своеобразное зрелище.
Всё более или менее значительные итальянские города, лежавшие на пути Карла VIII, чествовали его прибытие блистательными празднествами, и властелины старались выказать в этих случаях возможную для них роскошь и художественный вкус. Король уже видел при других итальянских дворах духовные мистерии, мимические танцы и светские театральные представления; поэтому римская аристократия особенно гордилась тем, что может предложить почётному гостю небывалое чужеземное увеселение.
Чезаре Борджиа приготовил для королевы Шарлотты и её приятельницы лучшие места и по обычаю того времени прислал за ними собственный великолепный экипаж.
Бой быков удался вполне и по своим размерам превзошёл все ожидания зрителей. Чезаре Борджиа был в числе бойцов и выказал поразительное искусство и ловкость. Многочисленная взволнованная толпа хлынула разом из колоссального здания, развалины которого были отчасти скрыты искусственными декорациями. Слуга в ливрее, украшенной гербом Борджиа, встретил обеих дам у входа и проводил их до экипажа. Катарина Карнаро вошла первая, но едва Шарлотта де Лузиньян хотела вступить на подножку, как дверцы экипажа неожиданно захлопнулись, слуга вскочил на козлы, и лошади помчались с такой быстротой, что стоявшая вокруг толпа с испугом расступилась.