Ганзейцы. Савонарола

— Много ты пережил тяжёлых испытаний с того Нового года, который мы с тобою здесь вместе встретили. Но Бог милостив, он и тебе укажет, наконец, тихое и мирное пристанище, где и твоё сердце успокоится.

— Это будет только тогда возможно, — сказал Реймар, — когда будет восстановлена моя опозоренная честь.

— Я слишком далёк от мира, — отвечал отец Ансельм, — чтобы правильно судить об этом. Однако мне сдаётся, что брат мой Госвин должен был бы более придать веры твоим словам, нежели заявлениям этого датчанина. Тогда бы и всем было меньше горя и печали. Но что же ты теперь думаешь предпринять?

— Думаю бродить взад и вперёд по лондонским улицам, с утра и до ночи, — отвечал Реймар, сверкая глазами, — пока не найду своего врага!

— А тогда что же? — с напряжённым вниманием допрашивал его монах.

— Тогда... ну, да дальнейшее не надлежит слышать благочестивому иноку! Когда же честь моя будет удовлетворена, то я опять посещу тебя, дядя; а покамест найду себе приют на «Стальном дворе».

Монах проводил своего племянника горячими пожеланиями успеха и благословениями, и Реймар с того дня неустанно принялся бродить по лондонским улицам, отыскивая Торсена.

Столица Англии в ту пору, как мы уже упоминали выше, была не очень велика. Весь город помещался на пространстве, окружённом древними римскими стенами, а на правом берегу Темзы едва начинало застраиваться одно из старейших предместий — Соутверк. Всех жителей насчитывалось в Лондоне не более 35 000 человек, а потому Реймар рано или поздно должен был встретить датчанина.

И действительно, как-то под вечер, в сумерки, и как раз напротив монастыря «серых братьев», они и столкнулись однажды носом к носу.

Кнут Торсен слишком поздно спохватился, узнав своего врага: бежать и укрыться от него уже не было ни малейшей возможности. Они оба, не говоря ни слова, схватились за мечи и бросились друг на друга.

Такой поединок на улице в то время не был диковинкой. Ночной страже нередко приходилось поднимать поутру тела несчастных, убитых во время уличной схватки, поединка или ночного грабежа. Грубые, низшие слои лондонского населения очень любили поглазеть на всякие кровавые уличные зрелища и побоища, и около того места, где они происходили, обыкновенно очень быстро собиралась толпа праздных зевак. Само собою разумеется, что и в данном случае собралось их множество: всех ещё издали привлекал резкий стук мечей.

Торсен по первой схватке с Реймаром уже знал, как искусно тот умеет владеть оружием, а потому и старался изо всех сил защититься от него частыми и ложными манёврами. Но Реймар вовремя успевал подметить его уловки и только всё более и более кипел злобою против своего противника.

В пылу битвы Реймар сообразил, что смерть противника не принесёт ему никакой пользы; напротив, для него всего важнее было захватить Торсена живым. Вот почему, нападая на него, он всеми силами старался оттеснить его к монастырским воротам, настежь отворенным, потому что в это время совершалось вечернее богослужение, которое многими из лондонских жителей посещалось ежедневно.

И Торсен, по-видимому, сообразил, чего именно добивается Реймар, а потому и бился отчаянно, нанося удар за ударом, так что Реймар едва успевал их отражать.

Собравшаяся толпа зевак не трогалась с места и следила за побоищем весьма равнодушно; в ней образовались только две партии, из которых каждая билась об заклад за одного из бойцов и хвалила или осмеивала их удары.

Одно мгновение Реймару грозила серьёзная опасность, так как его противнику удалось припереть любечанина к стене. Молодой человек очень хорошо понял, что ему нельзя ждать пощады от Торсена, который имел явное намерение его смертельно ранить. Это, конечно, представлялось датчанину единственным способом избавления от преследований неотвязного врага.

Вследствие этих соображений Реймару ничего более не оставалось делать, как воспользоваться первым удобным случаем, чтобы покончить битву одним ловким ударом. Сделав ложное движение корпусом вправо, он в один момент опустился на колено и нанёс Торсену, не ожидавшему этой хитрости, такой жестокий удар в бок, что битва окончилась разом.

Торсен грохнулся на землю с криком:

— Я смертельно ранен! Хватайте убийцу!

И кровь хлынула из его раны.

Тут только толпа заволновалась. Крик павшего в поединке нашёл дикий отголосок в собравшейся черни, которая заревела: «Хватайте убийцу! Убийство! Убийство»!

Крики далеко разнеслись во все стороны среди вечерней тишины. На всех окрестных улицах поднялись шум, и гам, и топот, и бестолковая сумятица. Все бежали и спешили, все кричали, что в монастыре «серых братьев» произошло убийство. Толпа рвалась в узкие монастырские ворота, и несколько францисканцев, вышедших из монастыря с носилками, едва могли пробраться через толпу и дойти до Торсена, лежавшего без движения. Они положили его на носилки и с величайшим трудом, сквозь сплочённую массу народа, внесли его в монастырь.

Реймар исчез бесследно.

— Где же убийца? — раздавалось в толпе.

— Он укрылся внутри монастыря! — отвечали многие очевидцы поединка. — Мы это сами видели!